| архив | содержание |

| загрузить номер (PDF - файл; 4,6 Mb) |

«Наука на охраняемых территориях»

В ноябре 2000 г. в пос. Красная Поляна под Сочи состоялся Всероссийский семинар-совещание директоров государственных природных заповедников. На этот раз 153 участника (руководители 91 заповедника России, специалисты Департамента охраны окружающей среды и экологической безопасности МПР, представители других природоохранных ведомств, неправительственных и научных организаций, журналисты) обсуждали проблемы и перспективы работы заповедников в современных условиях. На совещании был представлен к рассмотрению и одобрен проект “Основных направлений деятельности государственных природных заповедников России на период до 2010 г.”. Документ уже утвержден, все заинтересованные лица могут получить его непосредственно в Департаменте.

Совещание было настолько насыщенным и разносторонним, что описать всю его работу в коротком редакционном комментарии не представляется возможным. В.Б. Степаницкий (заместитель руководителя Департамента охраны окружающей среды и экологической безопасности МПР России) в пленарном докладе сформулировал концепцию деятельности заповедников на современном этапе. В секционных докладах рассматривались проблемы охраны заповедных территорий, научно-исследовательская, эколого-просветительская деятельность заповедников, познавательный туризм и финансирование. По вечерам для желающих организаторы устраивали “круглые столы”. В фойе работала выставка печатной продукции заповедников — книги, фотографии, буклеты, календари (например удивительно красивый набор открыток, настенных и карманных календарей, изданных на собственные средства, представил заповедник “Большой Арктический”). Можно было посмотреть и видеофильмы, отснятые в заповедниках. Каждый из этих разделов — тема для отдельного обсуждения в прессе.

Секционное заседание “Научно-исследовательская деятельность заповедников на современном этапе” отличалось от остальных тем, что среди докладчиков не было ни одного директора заповедника. Первым выступил директор российского представительства Всемирного фонда дикой природы Е.А. Шварц. Он изложил собравшимся свои представления о роли и месте “заповедной” науки в современных условиях. Статью, основанную на этом докладе, мы предлагаем вниманию читателей и надеемся продолжить публикации по материалам совещания в следующих номерах.

А месяцем позже на биологическом факультете МГУ состоялась конференция “Эволюция, экология, биоразнообразие”, посвященная памяти Н.Н. Воронцова. Спектр докладов был очень широк: от происхождения предшественников клеток в поверхностном слое океана до народонаселения планеты в прошлом, настоящем и будущем. Такой размах совершенно не случаен, все выступавшие так или иначе были связаны в своих научных интересах с Н.Н. Воронцовым.

Его собственные научные исследования и работа на постах депутата Госдумы и министра, возглавлявшего природоохранное ведомство (за два с небольшим года его работы площадь заповедников выросла на 20%), явили собой ярчайший пример плодотворного сочетания полевой и экспериментальной биологии с охраной природы, применения фундаментальных биологических знаний на практике (статью, посвященную памяти Н.Н. Воронцова, см. в №3/2000 этого журнала). Мы публикуем доклад доктора биологических наук М.В. Мины, прочитанный на конференции памяти Н.Н. Воронцова, который, как нам кажется, дает возможность взглянуть на “заповедную” науку и ее востребованность с точки зрения эволюционной биологии.

Е. Павлова

КТО ЗАКАЗЫВАЛ НАУКУ?

Е.А. Шварц,
российское представительство
Всемирного фонда дикой природы

Все последние годы у нас стоял вопрос о том, что в стране нет социального заказа на научные исследования, все плохо, все ужасно и вообще, ту ли науку мы построили? Я хотел бы задаться вопросом, а есть ли в других странах заказ на научные исследования? Почему в США почти на 30% увеличили зарплату профессорам университетов? Почему все развитые страны все больше и больше вкладывают в науку? Ответ, конечно, прост: потому что они прекрасно понимают, что управлять страной, не имея достоверных данных о состоянии как естественных, так и социальных процессов, невозможно. И только те страны, которым уж совсем не до завтрашнего дня не вкладывают в это дело соответствующую часть национального бюджета.

Тот подход, который начал формироваться у нас в Управлении науки Госкомэкологии России лет шесть-семь назад и состоял в том, что проще принимать управленческие решения вообще без научных данных, ознаменовал собой некий логический конец. В этот период вся страна пыталась управлять, не обращая внимания на объективные данные: на динамику цен на нефть, на показатели энергоэффективности экономики и состояние окружающей среды. И именно поэтому мы теряли и Советский Союз, и доходы от нефти и газа (на которые успешно отапливаем Вселенную), и ренту от продажи морепродуктов и продукции лесопользования, и безопасную жизнь без техногенных катастроф (вроде Чернобыля), и просто достойный уровень жизни, и все остальное.

Возник ли уже сейчас перелом в обществе в отношении науки? Я бы хотел высказать, может быть, крамольную с общей точки зрения мысль, что на самом деле спрос на научную информацию в обществе есть, и довольно высокий. Просто мы не ту информацию предоставляем и не те исследования проводим. Процитирую выдержки из статьи замдиректора Лазовского заповедника С.А. Хохрякова (1999): “С декабря 1995-го по декабрь 1999 г., т.е. за четыре года, Лазовский заповедник выполнил проекты по 28 грантам, и 10 проектов находится на разной стадии исполнения. В данное число не вошли гранты, стипендии Фонда Дж. Сороса и ряд других. В реализации проектов приняло участие 18 различных фондов и организаций. Общая сумма финансовой поддержки по 28 грантам составила 710 тысяч долларов США. По результатам 1998 г. объем бюджетного финансирования заповедника составил около 26% , а за 1999 г. — 20,6% от общего финансирования”. Другими словами, заповедник, будучи бюджетной организацией, в последние 2 года заплатил налогов больше, чем получил из бюджета. Понятно, что речь идет о проектах, в том числе связанных и с охраной, и с экопросвещением, но без научного обеспечения, без участия научных сил всего этого просто не было бы.

На самом деле сегодняшняя ситуация с “заповедной” наукой характерна и для всего общества. У нас была огромная наука, которая решала проблемы, в основном интересные лишь тем, кто ими занимался. Часто они выдавали абсолютно достоверные рекомендации, которые, вот только обидно, никак нельзя было применить на практике.

Профессор А.Н. Кудактин много лет назад, в “доброе старое время”, опубликовал замечательные тезисы (это я не в порядке ехидной критики, а скорее от ностальгии) о принципах выделения границ охраняемых природных территорий, которые с чисто биологической точки зрения были абсолютно гениальны. Поскольку экосистемы управляются консументами высшего порядка, границы заповедников А.Н. Кудактин предложил выделять по границам популяций хищников крупных размеров, в частности по границам популяционных группировок волка. Я сразу представил себе, какие политические и социальные конфликты вызовет реализация этого предложения на практике. Но с другой стороны, тот же самый профессор А.Н. Кудактин, уважаемый сотрудник Кавказского заповедника, выдал недавно другую, не менее гениальную разработку (и если она не используется в Кавказском заповеднике, то очень жалко), в которой показал, как на основе изучения популяционной биологии основных объектов браконьерства в заповеднике можно в несколько раз увеличить эффективность их охраны. Просто за счет совершенно иной пространственной и временной организации охраны, при тех же силах и финансовых средствах. Вот то, что было днем вчерашним, и вот — он, день сегодняшний.

Это не значит, что мы должны стать плохими биологами и хорошими социологами, это говорит о том, что если мы хотим быть исследователями, нам надо отдавать себе отчет в научной обоснованности не только нашего биологического знания, но и тех рекомендаций, которые на основе этого знания мы производим.

Вся наша заповедная система целиком была завязана на федеральный уровень управления. Вероятно, мы должны перейти к системе, которая имеет более устойчивое и более сбалансированное положение в обществе (и это уже происходит). Первый уровень — это потребность в научной продукции самих заповедников. Я повторюсь, сказав, что никакое управление территорией, особенно в тех случаях, когда экосистемы неполночленны и не все экосистемные процессы реально осуществляются так, как шли бы в естественном состоянии (в первую очередь речь идет о степных и лесостепных экосистемах), невозможны без постоянного увеличения научного знания. Никакая организация охраны и экопросвещения невозможны без этого, в первую очередь без научно обоснованных и проработанных планов управления (менеджмент-планов).

Второй уровень — региональный. Почти все, что раньше делалось в рамках “Летописи природы”, сейчас имеет своего потребителя не в Москве, а в первую очередь в регионах. Власти и население регионов гораздо ближе к тем проблемам, которые ставились и решались в “Летописи природы”. Сюда же можно отнести и программу “Здоровье среды”, о которой рассказал на совещании В.М. Захаров, это и независимые оценки реальной численности охотничье-промысловых животных, и динамика численности видов региональной Красной книги, и списки охраняемых видов.

Конечно, сохраняется и федеральный уровень. Невозможно себе представить организацию заповедной науки без федерального уровня хотя бы потому, что иначе сразу возникает вопрос: не передать ли саму особо охраняемую территорию в региональное подчинение. А что, собственно, находится в ответственности федерального уровня? Первое — это международные конвенции и все, что вытекает из необходимости их соблюдения. На прошлом совещании директоров заповедников во Владивостоке я говорил о значении мониторинга глобальных изменений климата для организации науки в заповедниках и сегодня хотел бы сказать об этом еще раз. Сейчас, буквально в эти дни, в Гааге проходит Конференция Сторон рамочной конвенции ООН по климату, и один из наиболее болезненных вопросов, которые там обсуждаются — учитывать ли в рамках Киотского протокола фиксацию (так наз. стоки) СО2 в природных лесах и болотах. Большинство международных неправительственных организаций считают, что на первом этапе действия протокола нужно принимать меры, связанные только с повышением энергоэффективности и не учитывать углерод, который фиксируется в биомассе, подстилке и гумусе лесов. Это связано, во-первых, с тем, что нет полноценных хороших научных данных, позволяющих учитывать стоки углерода так же надежно, как и эмиссию СО2 в энергетике. Во-вторых, существует опасность нанести существенный вред природе при замещении девственных тропических лесов искусственными плантациями.

В принципе, существует возможность в настоящее время достаточно точно оценить стоки углерода в российских лесах и болотах и со следующего периода действия Киотского протокола включить эти стоки в его действие. Цена вопроса — десятки миллионов долларов. Эти исследования уже проводились в рамках академических проектов, но вот что интересно, почему не на территориях заповедников? Почему заповедники оказались из них исключены? Ведь именно они представляют собой модельные фоновые территории, из которых такая информация и должна браться. Это один из подходов.

А вот другой подход. В ЦНИЛ Главохоты сейчас активно формируется мнение, что снижение численности лося является не следствием браконьерства или перепромысла, а просто одной из фаз многолетней динамики численности. Мне очень интересно, почему они не сравнивают свои данные с данными заповедников? (Приятно вместо ответа видеть улыбки на лицах сидящих в зале). Я убежден, что в случае использования в качестве независимых контрольных данных результатов учетов численности лося на территории заповедников научные выводы были бы не только другими, но и гораздо более достоверными и объективными.

В структуре собственных средств заповедников (то есть полученных помимо федерального и регионального бюджетов) в прошлом году на первом месте стояли договорные научно-исследовательские работы, составляя больше 30% (Степаницкий, 2000). Это тот уровень, на котором оценивают сегодня “заповедную” научную продукцию (конечно, в первую очередь — в регионах). Если рассматривать этот показатель не как цель, а как некий старт, я считаю, что он очень хороший, и поэтому я весьма оптимистичен относительно будущего “заповедной” науки.

Почему же все-таки мы пока далеки от реального, подкрепленного адекватными финансовыми ресурсами спроса на результаты научных исследований на заповедных территориях, то есть того спроса, который бы нам хотелось иметь? Мне кажется, что дело не в объективном отсутствии такого спроса, а в несовершенстве многих организационно-управленческих процессов, не позволяющих состыковывать результаты научных исследований с их потенциальными потребителями. В первую очередь это относится к низкой доступности, мобилизуемости и степени защищенности информации. Хотя за последние 6—8 лет ситуация начала изменяться к лучшему, но она еще очень далека от соответствующей современному уровню развития общества.

Например, как вы наверняка хорошо знаете, в свое время Центр охраны дикой природы и ВНИИПрирода совместно сделали первый обзор “Летописи природы” одновременно по всем заповедникам за один год. Чуть позднее, в 1997 году, на совещании по многолетним рядам (Хейфец, 1999) я предложил взять для примера данные по динамике численности мелких млекопитающих (просто потому, что по ним данных больше всего) и продемонстрировать, какой материал в действительности накоплен в “Летописи природы” и какие в ней заложены возможности. С огромными трудностями только сейчас, в апреле-мае 2001 года, этот сборник (специализированный выпуск журнала “Бюллетень МОИП, отдел биологический”) должен выйти. Прошло уже более 4 лет. При подготовке издания основная трудность возникла не с финансированием, а со сбором информации. Люди ушли с прежней работы, не хотят обрабатывать старый материал, им некогда, надо ремонтировать сарай… И т.д. И это при том, что были идеальные условия для публикации, оплата проезда и участия в совещании, перевод на английский язык и т. д...

В этом году совместно с А.О. Кокориным мы провели другой эксперимент, и уже с гораздо более удачными результатами. До сих пор даже не могу в них поверить. Российское представительство ВВФ провело конкурс заявок на исследования, анализирующие многолетние ряды наблюдений на территории заповедников и национальных парков. Цель исследований — проверить реальность существования каких-либо климатически обусловленных изменений в биоте этих территорий. Так вот, по всем 13 выигравшим конкурс проектам мы точно в срок получили все данные в форме, необходимой для однотипной обработки внешними экспертами, а в 8 случаях представленные данные сопровождались очень содержательными и глубокими аналитическими отчетами. Ведущие научные эксперты, приглашенные в качестве рецензентов, и ознакомившиеся с этими материалами, также были поражены, что мы действительно обладаем информацией, дающей возможность реально оценить потенциальные последствия изменения климата для наших экосистем. К сожалению, это пока еще скорее исключение, а должно быть правилом.

Очень важный момент — координация и интеграция заповедных научных программ в некоем организационно-методическом Центре. Обобщение, мобилизация всей существующей информации и даже ее эффективное сохранение невозможны на уровне отдельного заповедника. И как следствие этого — субъективность планирования научной тематики и кадрового состава в самих заповедниках. Еще в 1997 году и в прошлом — на совещании заместителей директоров заповедников по науке — я предлагал идею виртуального института, который бы охватывал всех научных сотрудников заповедников. Суть данной идеи в том, что федеральный центр формулирует 3—5 основных научных задач (одна из них, которая мне совершенно очевидна — это критерии и индикаторы эффективности создания экологических сетей), рассчитанных на решение в течение 3—5 лет. Хотя бы раз в год участники и в первую очередь — руководители проектов по этим темам должны встречаться, обсуждать проблемы и полученные результаты, чтобы существовала обратная связь между кураторами тем и исполнителями полевых исследований в самих заповедниках (Хейфец, 1999).

И вот разработан проект “Основные направления деятельности государственных природных заповедников России на период до 2010 года”. Должен отметить, что меня обрадовало то, что я услышал на настоящем совещании. В проекте так или иначе отражены все основные новые идеи, мысли, положения и наработки современной идеологии заповедного дела, выдвигавшиеся в последнее десятилетие. Помимо многих важных направлений деятельности самих заповедников он справедливо подразумевает и создание федерального государственного учреждения, которое взяло бы на себя организационно-методическую поддержку работ научных отделов заповедников. Порадовало и заложенное в проекте воссоздание Экспертного совета. Однако не хотелось бы, чтобы федеральное учреждение, если оно будет создано, повторило грустный опыт многих ведомственных институтов и иных структур, для которых не важно, хороший специалист или плохой, — главное, что он свой. Идеально было бы, чтобы новое федеральное учреждение было “открытым” и в максимальной степени способствовало вовлечению в работу всех лучших научных сил: и вузовской науки, и академической, и отраслевой — всех, кому небезразлична наука в заповедниках. Создание ФГУ может потенциально также способствовать интеграции российских заповедников в международные научные сети и сообщества и помочь нашим заповедникам активнее участвовать в ведущих международных научных программах.

Литература:

Степаницкий В. Б. Финансирование государственных природных заповедников Госкомэкологии России в 1999 г.: Основные итоги // Заповедники и нац. парки. 2000. № 31. С. 9—12.

Хейфец О. А. Анализ многолетних рядов наблюдений в заповедниках и компьютеризация ведения “Летописи природы”. // Известия РАН. Сер. геогр. 1999. № 2. С. 114—118.

Хохряков С.А. Как получать деньги // “Организация науч. иссл. в заповедниках и нац. парках”. М., 1999. С. 239—242.