| архив | содержание |

| загрузить номер (PDF - файл; 1,9Mb) |

«Давайте разберемся»

О БЕДНОМ ЗАПОВЕДНИКЕ ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО!

(еще раз об экотуризме)

В. Бриних,
Кавказский государственный природный биосферный заповедник

Продолжая разговор об экотуризме на охраняемых территориях, начатый журналом в прошлом номере, сразу хочу уточнить, что являюсь сторонником позиции так называемых ортодоксальных природоохранников, к числу которых отношу Н. Реймерса, Ф. Штильмарка, В. Борейко и др. Но… при условии создания нормальной ситуации для существования и развития заповедной системы в России. Однако ее нет и не будет еще долго. Государство с каждым годом постепенно сдает свои позиции, и в политических играх между центром и субъектами федерации. Охрана природы (в том числе и ООПТ федерального значения) становится разменной монетой, которой оплачивается лояльность местных властей. Кому будет легче от того, что лет через 30 постаревший Владимир Борейко выпустит новую книгу о разгроме заповедной системы в России начала XXI-го века, не вписавшейся в политическую и социально-экономическую схему управления страной. А это — реальная угроза, если мы, т.е. работники заповедной системы, сохраняя основополагающие принципы, не найдем компромиссных вариантов, гарантирующих существование строго охраняемых природных территорий в условиях рыночной экономики и суверенизации регионов. Туризм — один из таких компромиссов.

Кавказский заповедник. Сенная поляна, здесь до революции заготавливали сено для великокняжеского заказника. Фото В. Черновола

Быть принципиальным тяжело, а с другой стороны и легко. Легче потому, что голова не болит от постоянного балансирования на лезвии бритвы, мир четко разделен на черное и белое. Гораздо тяжелее отстаивать принципы на практике, когда на твои плечи возложена ответственность за сохранение конкретной территории и судьбы конкретных людей с их земными заботами, часто не имеющими ничего общего с охраной природы. У меня есть некоторый опыт работы директором российского заповедника, поэтому буду говорить с точки зрения осмысления этого опыта. Характер и стиль работы директора заповедника формируется в душной атмосфере кадровой “кузницы” нашего государства: между “молотом” требований вышестоящего руководства и “наковальней” интересов коллектива заповедника. Для разогрева используется “жар” несовершенного законодательства и коррумпированного чиновничества, раздуваемый “горном” общественного мнения. Не каждый пройдет такую обработку успешно, кто-то потеряет твердость, а кто-то вообще будет выброшен в брак. Шишки и рубцы будут у каждого…

Директор российского заповедника должен быть сам большим оптимистом и заряжать оптимизмом людей, работающих за гроши (30—40 долларов США в месяц), ежедневно рискующих жизнью ради сохранения и изучения родной природы.

Директор российского заповедника должен быть порядочным и честным человеком, так как в его руках находятся огромные на самом деле богатства. В обществе принято считать нормальным, что человек, обслуживающий крупные финансовые или материальные средства, управляющий ответственными участками работы, должен получать высокую заработную плату, но относится это почему-то к банкирам, военным, полицейским и другим подобным категориям. А того, кто отвечает за сохранность миллиардов долларов в виде биологических ресурсов, полезных ископаемых и рекреационных ресурсов, обеспечивает безопасность десятков и сотен человеческих жизней, владеет крупным арсеналом служебного оружия и подготовленными бойцами, до сих пор принято считать, по определению Петра I, вором, которому можно платить мизерную заработную плату. Мол, все равно сворует и себя прокормит. Многие себя и кормят, да и не только себя.

Оппоненты в пылу дискуссий о вреде и пользе экологического туризма в заповедниках забыли о главном. Ведь сейчас гораздо важнее сохранить в целом заповедники как таковые, а не спорить, допустимо или нет нахождение туристов на их территории. В истории нашей заповедной системы уже были периоды как широкого развития туризма, в том числе и массового, на территориях заповедников, так и его практически полного запрета. В Кавказском заповеднике на кордоне Умпырь (центр восстановления горного зубра) еще несколько десятков лет назад почти ежедневно в летнее время находилось до двух сотен туристов, идущих по всесоюзному маршруту Псебай—Красная Поляна. Такие же потоки шли и по другим туристическим маршрутам заповедника. Но ведь заповедник сохранился и существует до сих пор. То же происходило и в других регионах. Будем считать, что сейчас наступает такой вот период учета интересов развития туризма. Туризм — на самом деле не самое большое зло. По крайней мере, он поддается регламентации и контролю на некой ограниченной территории.

Более важная задача — предотвратить скатывание заповедников до уровня национальных парков и, не дай Бог, охотничьих заказников. Вот здесь надо быть принципиальными до конца, причем всем, а не отдельно взятым директорам и иже с ними. Внедрение туризма в заповедниках не ставит их автоматически на одну доску с нацпарками, это — одно из заблуждений наших теоретиков. Это действительно дань времени, в котором мы живем, т.е. преходящее. Главное в другом — в сохранении существующего и законодательно закрепленного статуса и режима заповедника. Могу сказать более конкретно, по пунктам:

1. Предотвращение зонирования заповедного ядра, доля которого от общей площади заповедника не должна быть менее 90 %, что, кстати, законодательно не закреплено.
2. Предотвращение возможности сдачи земель заповедника в аренду и закрепление полного запрета на изъятие каких-либо участков заповедной территории по любым поводам в новом Земельном Кодексе и природоохранном законодательстве.
3. Предотвращение возможности расширения перечня видов рубок в заповедниках. Если будут внедрены рубки промежуточного пользования, то это будет означать гибель заповедных лесов.
4. Сохранение заповедной науки, для чего необходима ее поддержка, в том числе и финансовая, со стороны государства. Должен формироваться ежегодный государственный заказ на научную продукцию, а сама заповедная наука должна быть нацелена на решение практических природоохранных задач.

Авторы статьи “Не перейти грань!” (“Охрана дикой природы”, № 3 (22), 2001) высказывают правильные опасения о покушении на основы отечественного заповедного дела, о размывании граней между заповедниками и нацпарками и пр. Вот только главное зло они увидели в туризме, тем более в его экзотической форме — экологической. И со всем пылом души, со всем своим жизненным опытом и огромным авторитетом они навалились на это зло, не замечая, что рядом зреет угроза не просто размывания граней между ООПТ, а размывания ООПТ как таковых. В. Борейко тоже борется с туризмом в заповедниках, ратуя за любовь к Природе. Но ведь и любовь каждый понимает по-своему.

Туризм можно сделать минимально влияющим на охраняемые природные комплексы и максимально полезным для поднятия имиджа заповедника и латания бюджетных дыр, а можно, упустив контроль, превратить его в монстра и могильщика заповедных принципов. Все дело в ответственном подходе к проработке этой проблемы, к внедрению системы самоконтроля и контроля за развитием туристической индустрии в заповедниках, в четком распределении полномочий в этой сфере между администрациями заповедников и нашим вышестоящим руководством.

В первую очередь необходимо избавиться от ханжества и перестать стыдливо называть познавательный туризм просто элементом эколого-просветительской деятельности. Тем более вслух заявлять, что деньги при этом — не главное! Думаю, что выражу позицию подавляющего большинства тех директоров, которые занимаются или хотят заняться экскурсионно-туристической деятельностью, если заявлю, что мы делаем это в первую очередь ради зарабатывания денег для нужд заповедника, а уже потом для экологического просвещения и пр. Если туризм не будет приносить доходы, то и не стоит пачкать руки, прикрываясь красивыми словами о воспитании экологического сознания.

Умные люди, которые составляют основную часть наших сторонников, подсознательно чувствуют некоторую фальшь в этом вопросе и именно по этой причине внутренне сопротивляются развитию туризма на базе заповедников или же вообще разочаровываются в идее заповедности. Гораздо эффективнее было бы честно сказать: да, мы делаем сейчас шаг назад, чтобы спасти систему, но через какой-то временной промежуток сделаем два шага вперед. Считаю, что этим мы приобретем больше сторонников и избавимся от многих проблем, проистекающих из неопределенного (законодательно) статуса туризма в заповеднике.

Я лично уже столкнулся с ситуацией, когда мне в суде пришлось доказывать принадлежность познавательного туризма к эколого-просветительской деятельности, а также право заповедника заниматься экскурсионно-туристической деятельностью как видом предпринимательской деятельности. Моим оппонентом выступал районный прокурор, который опротестовал право заповедника самостоятельно устанавливать расценки на услуги в экскурсионно-туристической сфере, применяя в качестве одного из аргументов формальное отсутствие законодательно закрепленного права заповедника заниматься туризмом. Упоминание туризма в Рекомендациях по организации и ведению эколого-просветительской деятельности в заповедниках ни на него, ни на суд большого впечатления не произвели. Можно, конечно, посмеяться и забыть, учитывая, что суд был в Адыгее, но слабая правовая база экологического туризма все равно ведь остается слабой! Если уж сказали “А”, то надо говорить и “Б”, то бишь, разрабатывать такую нормативную базу, чтобы даже прокурору и суду в Республике Адыгея было понятно, что можно делать с туризмом в заповеднике, а что — нельзя.

Должна быть четкая государственная политика в определении параметров развития туризма на территориях заповедников, разработаны критерии, позволяющие держать ситуацию под контролем, распределены полномочия между администрациями заповедников и нашим руководством в Департаменте охраны окружающей среды и экологической безопасности МПР России. В Москве должны понимать, что координировать всю работу необходимо самим, а не отдавать формирование концепции экотуризма на откуп организациям, заинтересованным в зарабатывании на этом денег. Насколько я понимаю, в Департаменте своего специалиста по этим проблемам вообще нет, что не совсем хорошо. Отсюда во многом и партизанщина, перегибы и перекосы. Практически все то негативное, за что критикуют заповедники в связи с туризмом, происходит от того, что мы идем на ощупь, во многом дублируя ошибки друг друга и набивая шишки на ровном месте, дискредитируя тем самым кое-какие принципы отечественного заповедного дела. Пока не будут решены проблемы, затрудняющие эффективное развитие этой сферы деятельности, о которых со всех трибун говорят руководители фонда “Дерсу Узала” Н. Моралева и Е. Ледовских, развивать туризм в заповедниках нельзя. Тем более хвастаться его бурными успехами при отрицании запретов, ограничений, приказов и наказаний. Это уже пахнет профанацией идеи, слепым копированием западной модели ОПТ без учета менталитета нашего потребителя и уровня развития заповедной инфраструктуры. Можно, конечно, из трактора сделать танк или наоборот, такие случаи в истории известны. Но гораздо эффективнее и безопаснее было бы направить усилия специалистов на практическое решение упоминаемых в статье “Экологический туризм в России” (“Охрана дикой природы”, № 3 (22), 2001) проблем в целом по системе, чем на доказывание необходимости и неизбежности развития экотуризма в российских заповедниках на отдельных примерах, к тому же не всегда удачных.

Кавказский заповедник. Проход в скальном поясе, отгораживающем с юго-запада Плато Черногорье. Фото В. Черновола.

В концепции развития экотуризма на базе заповедников есть одно логическое противоречие. Не будучи разрешенным, оно способно вырасти в проблему, которая взорвет эту концепцию изнутри при первом же ее масштабном применении. Одним из основных аргументов распространения туризма в заповедниках является стремление ликвидировать оторванность этих территорий с их статусом закрытых учреждений от общего социально-экономического развития регионов и завоевать поддержку местного населения, т.е. доказать полезность заповедников всем слоям общества и уровням власти. Доказать это можно только одним способом — частичным ослаблением режима и доступностью пользования природными ресурсами заповедника. Избрано одно из самых “безобидных” с точки зрения сохранения биоразнообразия направлений хозяйственной деятельности — рекреационное. В то же время декларируется неприемлемость массовости туризма, жесткое регулирование количества посетителей и ориентация на научный туризм, волонтерство и пр. виды “мягкого” вторжения посторонних лиц в дикую природу. Специалистами даются научно обоснованные рекомендации по допустимым рекреационным нагрузкам в несколько десятков или сотен туристов на один маршрут за сезон. Получается, что если жестко придерживаться общемировых стандартов (которые, кстати, не предусматривают существования такой категории ООПТ, как российские заповедники) экологического туризма, то доступ на заповедную территорию будет открыт только ограниченному кругу туристов. А как же тогда быть с интересами местных жителей и региональных властей, которые нацелены на массовое развитие туризма по низким ценам? Пример: Лагонакское нагорье, чей заповедный статус перестал устраивать власти Адыгеи, как только реальным стало получить из федерального бюджета деньги под развитие туризма в республике. Другой нюанс этой проблемы заключается в том, что ограниченное число посетителей в случае низких цен (как говорят, прибыль — не главное) все равно не дадут ожидаемого эколого-просветительского эффекта, а вред природе нанесут.

Кроме того, такие виды туризма, как научный, фотоохота и подобные им предпочитают специалисты, как профессионалы, так и любители, что также исключает их из сферы эколого-просветительской деятельности. Это совершенно самостоятельные виды туризма, в результате которых заповедник должен получить или большие деньги в качестве платы, или серьезную помощь специалистов в проведении каких-то исследований. Их связь с экологическим туризмом искусственна и весьма условна. Вот здесь параметры рекреационных нагрузок в несколько сотен человек за сезон реальны и вписываются в общую схему сохранения дикой природы, особенно если включить в допустимое число посещений и работников заповедника, хотя бы научных сотрудников, чей график работы гораздо легче поддается планированию.

Кавказский заповедник. Карстовые вороночки на плоском дне карстового опускания на Фишт-Оштеновском перевале. Фото В. Черновола.

В заключение несколько сумбурного текста хочется еще раз подчеркнуть, что заповедники, в отличие от наших и чужеземных парков и других ОПТ, на сегодняшний день в целом, слава Богу, сохранили еще свой закрытый статус. Действует пока еще система запретов и наказаний, приказов и распоряжений. До эры милосердия еще далеко. Порядок на территории заповедника, в том числе на туристических маршрутах и прочих рекреационных объектах, реально наводится не уговорами и расстановкой табличек типа “По газонам не ходить!”, а репрессивными методами — составлением протоколов и наложением штрафов. А лучшее экологическое воспитание тех же туристов — когда они знают, что их в любой момент могут остановить и наказать, заставить убрать мусор или потушить дымящееся кострище. Для этого государственный инспектор должен уметь не только составить протокол, но и грамотно объяснить последствия (для природы) нарушения заповедного режима туристом, а при наличии свободного времени даже подискутировать о перспективах развития заповедной системы и других высоких вещах. Для этого необходимо иметь широкий кругозор, раскованное мышление и, желательно, высшее образование. Но это, как говорится, совсем другая история…