Eng |
«Хорошо забытое старое» ПРИРОДООХРАННАЯ РАБОТА В РОССИИ. СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ДЕЛ В. О. Мокиевский,
Обсуждая проблемы охраны живой природы как социального феномена, полезно подчеркнуть отличие этого вида деятельности от сохранения окружающей среды - среды обитания человека. Разделение понятий, десятилетиями мирно сосуществовавших под одним заголовком “охрана природы”, началось в русском языке примерно в начале - середине 80-х, когда с опозданием лет на 15 по сравнению с Западной Европой и Америкой проблема качества среды обитания оказалась в фокусе общественного внимания. Демонстрации в Уфе, Челябинске, Иркутске, Москве, нашумевшая борьба жителей города Кириши против белково-витаминного комбината - так начиналась волна массовых выступлений за сохранение среды обитания человека, но ключевыми некоторое время оставались слова “охрана природы” как более привычные. Постепенно произошло более или менее осознанное разделение проблем и людей, ими занятых. На различие стимулов у “энвайронменталистов” и “природоохранников” мое внимание обратил О. Н. Яницкий, которому я искренне благодарен. Антропоцентрическая позиция экологистов легче воспринимается обществом. Однако ни одна из проблем, поднятых в середине 80-х, толком не решена. Это заставляет предполагать, что стоит лишь немного ослабнуть экономическому прессу, как проблема качества среды снова займет почетное место в mass-media и политических дискуссиях. Здоровый эгоизм человека тому порукой. Другая ситуация с охраной дикой природы. Этот вид деятельности всегда оставался уделом достаточно узкого круга, имея под собой не столько рациональные, подкрепленные научным знанием, сколько интуитивно-этические или эстетические основания. Это сформулировал еще в 1910 г. И. П. Бородин, сравнивший значение заповедных участков дикой природы для человеческой культуры с полотнами Рафаэля. Собственно научные основания необходимости сохранения редких видов или участков нетронутой природы остаются достаточно шаткими. Основы теории охраны природы закладывались одновременно со становлением экологии как самостоятельной науки. Из общей биологии, и в частности теоретической экологии, в фундамент природоохранной теории заложено несколько существенных положений:
Основным выводом из этих принципов и обширного ряда фактических данных стало представление о двойной неопределенности - в равной степени непредсказуемы как результаты нашего воздействия на биосферу, приводящие к экосистемным изменениям, так и влияние этих изменений на благополучие человека как биологического вида. Практически ключевое положение природоохранной теории можно сформулировать так: в условиях неполноты знания следует стремиться сохранить естественные ландшафты на возможно большей площади, а населяющие биосферу виды - в возможно большем числе. Постоянное обращение к понятиям непредсказуемости и неопределенности в фундаментальных положениях теории придает ей вид шаткий и малопригодный для общественного употребления, особенно в условиях господствующего рационализма и представлений о нерушимости экономических законов. Эколог и природоохранник Поль Р. Эрлих, работающий в Америке, замечательно проиллюстрировал эту проблему на примере летящего самолета, из крыла которого некий деструктор одну за другой выдергивает заклепки. У инженера (читай - эколога) спрашивают, после какой по счету заклепки крыло отвалится. Ответ надлежит дать точный. Не исключено, что преобладание внеэкономических стимулов и принципов в общественной жизни России/СССР обеспечило пристойное состояние природоохранной теории и даже практики в доперестроечный период. В России начала века центральной стала идея заповедников - участков нетронутой природы, навечно изъятых из хозяйственной деятельности ради охраны и изучения. Следует признать, что в отсутствии точного знания это наиболее разумный подход: сохранять не нарушая, одновременно накапливая информацию. Не случайно идея научных резерватов, принятая международным сообществом спустя полвека в виде программы создания биосферных заповедников, в деталях совпадает с основными задачами заповедников в формулировке Г. А. Кожевникова и В. Н. Сукачева. В природоохранной практике заповедники также оставались ядром, вокруг которого в наиболее тяжелые периоды для охраны природы консолидировались силы участников движения. Дальнейшее развитие теоретической базы охраны природы, включая представления о режиме ограниченного хозяйственного использования территорий (в виде заказников, национальных парков и т.п.), концепция минимальной жизнеспособной популяции и другие концепции носят характер инженерной проработки базовых идей. Таким образом, одной из причин кризиса охраны природы можно считать отсутствие развитой теоретической базы, с одной стороны, и четко сформулированных целей - с другой. Печально не само отсутствие новых идей, а заметное охлаждение к их продуцированию, к определению своих позиций. Если первая причина кризиса касается всего природоохранного сообщества, то вторая имеет сугубо российский характер. Заключается она в попытке повсеместной замены естественнонаучных обоснований природоохранной деятельности социально-экономическими, исходящими из представлений об общественном договоре и согласовании интересов. Первая парадигма оперировала с биологическими представлениями о необходимой площади резервата, числе видов и т.п., вторая - с понятиями упущенной выгоды, общественной пользы в экономическом выражении. Исходя из этих представлений, необходимо только то, что возможно, цель возникает из метода. Следует убедить население, власть, владельцев земли, что здесь нужен заказник (заповедник, памятник природы), после чего начинать его делать. Если убедить нельзя, согласовать интересы невозможно, то не надо ничего делать. К сожалению, успех в этом предприятии зависит от просвещенности общественного мнения, а, как показывает опыт Западной Европы, понимание приходит слишком поздно - когда в стране дикой природы практически не остается. Слабость аргументации природоохранников из-за уже упомянутых причин делает предприятие почти безнадежным. Явное преимущество естественнонаучного основания, каким бы шатким оно ни было - в большей его агрессивности. Для нас такой путь более традиционен: в стране должно быть 1,5% (или 2%, или 12,8%) территории под заповедниками - и точка! Откуда берется эта цифра - вроде бы уже и неважно. На мой взгляд, отказываться от такого подхода рано, по крайней мере до тех пор, покуда большая часть земли находится в той или иной форме в собственности или под контролем государства. Третья причина кризиса природоохранного движения - в резком, почти одномоментном изменении правил игры. Дело здесь не только в том, что в одночасье поменялись законодательная база, отношения собственности и структура власти, к чему еще предстоит привыкнуть и научиться всем этим пользоваться. Существенно изменился и расклад сил внутри самого движения. Традиционно выделяемые три группы - государственные чиновники природоохранных ведомств, ученые-естественники и “общественники” - утратили свои четкие очертания. Значительно усилился блок природоохранных государственных служб. С появлением Госкомитета (теперь - Минприроды) можно говорить о становлении собственной “партии интересов” в сфере охраны природы, т.е. вертикальной бюрократической структуры, нацеленной на самосохранение. Это безусловно хорошо, поскольку теперь при любых изменениях некатастрофического характера природоохранная бюрократическая вертикаль будет сохраняться. В сохранении этой структуры заинтересованы и научные сотрудники бюджетных организаций, для которых заказы Минприроды - источник доходов. В свою очередь, чиновники Минприроды заинтересованы в существовании научных учреждений как инфраструктуры, оправдывающей их собственное существование. Сильнее всего трансформировались общественные организации, из объединений энтузиастов постепенно превращающиеся в негосударственные природоохранные организации, конкурирующие с государственными учреждениями: с научными - за заказы и финансирование, с административными - за влияние на правительство и местную власть. Возможно, самое важное из происшедших изменений - охрана природы из общественной деятельности превращается в род оплачиваемой работы для всех категорий участников. Соответственно направления и задачи этой работы диктуются заказчиками - государством в лице Минприроды и распорядителями различных фондов, российских и зарубежных. Направления государственного финансирования наиболее консервативны, его приоритеты - сохранение существующих государственных административных учреждений и научных организаций. Преемственность традиций - основной плюс этого направления: коль скоро заповедники существуют с давних пор, деньги им следует давать, но немного. (Государственное финансирование может принимать форму заказа на информацию - типа программы “Экологическая безопасность России”, - однако потребитель этой информации, в сущности, отсутствует: правительство недостаточно озабочено динамикой популяции амударьинского лжелопатоноса, к примеру.) Консерватизм и традиционность выгодно отличают скудное государственное финансирование от деятельности частных фондов и международных организаций, направление инвестиций которых весьма причудливо и нуждается в самом серьезном анализе, поскольку представления международных инвесторов о наших реалиях подчас просто фантастические. Говоря здесь преимущественно о внутренних проблемах самого природоохранного движения, я намеренно вынес за скобки такие важные события общественной политической жизни, как изменение законодательной базы, форм собственности и структуры власти. Каждая из этих проблем нуждается в самостоятельном обсуждении. Отчасти ради этой цели и затеян сей бюллетень.
<< | содержание | вверх | >> | ||||||
© 2000-2024 гг. Центр охраны дикой природы. Все права защищены |