Eng |
«ПРИРОДА И ОБЩЕСТВО» ИНТРОДУКЦИЯ – СОЦИАЛЬНО–ЭКОЛОГИЧЕСКОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ А. В. Виноградов, канд. биол. наук,
Напомним, что по современным экологическим взглядам интродукция (ранее – акклиматизация) – это переселение видов, а также подвидов и популяций организмов за пределы их ареалов (области распространения), проводимое человеком преднамеренно или произошедшее случайно. Не следует путать биологический, экологический термин “акклиматизация” с термином “акклимация”, обычно употребляющимся в физиологии и медицине и означающим приспособление организма к новым или изменившимся условиям существования. Есть и другие схожие понятия: так называемая “интродукция из моря” в конвенции СИТЕС обозначает ввоз в государство образцов любого вида, добытых в морской среде, не находящейся под юрисдикцией какого–либо государства; реинтродукция (реакклиматизация) – это вселение в природные сообщества видов и форм, обитавших здесь ранее, но к настоящему времени исчезнувших. Современная экология считает, что реинтродукция (но только при условии ее грамотного и осторожного проведения!) способствует сохранению природы, в то время как интродукция обычно нарушает экологическое равновесие и структуру природных сообществ, ведет к временному или постоянному вытеснению местных видов и форм. Ю. Одум писал: “Он (человек) постоянно экспериментирует с интродукциями, несмотря на то, что многие из них оказываются безуспешными… Так как виды, интродуцируемые в новую среду, часто либо совсем не приживаются, либо так преуспевают, что становятся вредителями (например, кролики в Австралии), интродукцию всегда следует рассматривать как крайнюю меру. В общем, если в данном районе существуют подходящие местные виды, то лучше сосредоточить усилия на них, а не пытаться заменить их новыми”. Масштабы интродукции огромны. Например, более 2,5 тыс. видов насекомых занесено людьми в Северную Америку с других материков (преимущественно непреднамеренно – с багажом, товарами, на одежде, с саженцами). Но к настоящему времени в мире накопилось множество масштабных и очень горьких примеров разрушения сообществ и исчезновения эндемичных видов в результате преднамеренной интродукции. В Австралии интродуцированная в целях борьбы с малярией рыбка гамбузия способствовала уничтожению нескольких местных видов рыб, а на Гавайях – стрекозы Melalagrion pacificum. В Новой Зеландии вселение благородного оленя привело к уничтожению подлеска, а следовательно, и живущего там нелетающего совиного попугая какапо (ныне очень редкого). На Гавайях вселение зайца Lepus capensis привело к вымиранию нескольких видов бабочек из семейства совок (Noctuidae). При интродукции некоторых видов рыб в водоемы Капской провинции произошла поглотительная гибридизация между близкими видами, в результате чего несколько местных эндемичных видов рыб исчезли. На территории бывшего Советского Союза можно упомянуть отрицательное влияние ондатры на популяции раков, американской норки – на европейскую норку, многих водоплавающих птиц и даже выдру, канадского бобра – на европейского бобра. Неудавшаяся попытка интродукции в Арале каспийской севрюги привела к непреднамеренному заносу жаберного сосальщика (Nitzschia sturionis), который привел к массовой гибели эндемичного аральского шипа (Acipenser nudiventris). И так далее. В целом же среди причин вымирания позвоночных животных влияние вселенных видов стоит на первом месте по числу уже уничтоженных видов и на третьем – по числу видов, поставленных на грань уничтожения. Поэтому экологически грамотные специалисты считают допустимой интродукцию только в искусственные сообщества (ботанический сад, газон, город, поле, огород, сад и т. д.), а интродукцию в естественные сообщества и особенно в уникальные природные комплексы (на территории бывшего СССР это Байкал, Каспий, Арал, Самарская Лука, Баунтовские озера на севере Бурятии в Забайкалье, соленые озера Шира и Учум на юге Средней Сибири и др.), а также на особо охраняемые территории можно с полным основанием назвать мероприятием антиэкологичным, граничащим с преступлением. Истоки представлений об интродукции в России восходят к довольно ранним временам – по крайней мере к концу XIX в. Вот строки из дневника Николая II, посетившего знаменитый и весьма своеобразный частный заповедник Аскания–Нова на Украине в 1914 г.: “Ехал отлично проселочной дорогой чрез Армянск и Перекоп и в 4 ч. прибыл в имение Фальцфайна Аскания–Нова… Выпив чаю в саду, пошел с ним в сад к пруду, где живет масса птиц всевозможных стран света. Затем прошли в его зверинец с крупными животными, живущими вместе. Обойдя большое озеро, нарочно устроенное в виде болота, и очень красивый тенистый парк, сел с владельцем в автомобиль и поехал в степь. Объехали много стад племенного скота, табунов лошадей – и между теми и другими видел зубров и бизонов, а также зебров. Голова ходила кругом от стольких впечатлений и поразительного разнообразия животных!” С этого начиналось. В Советской России акклиматизация хорошо вписалась в план преобразования природы, став логичным и необходимым элементом сталинского (в целом – коммунистического) насилия над природой и обществом. Это и изменения фауны рек СССР в связи со строительством гидротехнических сооружений, и собственно интродукция, и поднятая целина (на фоне коллективизации, раскулачивания, индустриализации и развития ГУЛАГа). На псевдоподъеме 1930–х годов советская литература с особой силой восхваляла всевозможные новации, реконструкции и преобразования, внося тем самым немалую лепту в формирование массового антиэкологического мировоззрения: “Мы рождены, чтоб сказку сделать былью”, “Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача”, “Течет вода Кубань–реки, куда велят большевики”, “Природу научим – свободу получим” и т. д. Началось крупномасштабное вселение чужеродных видов флоры и фауны в естественные сообщества даже на территориях заповедников. Эти действия по ломке естественных природных сообществ получили резкую критику со стороны крупных специалистов, и эта дискуссия повлекла за собой другую – о неприкосновенности природы в заповедниках. Надо отметить, что эти академические споры были далеко не безобидны: природе грозило реальное разрушение, а ее защитникам – различные репрессии. Вспомним, что еще на съезде по борьбе с засухой в 1931 г. А. Ф. Вангейгейм предупреждал, что планируемые посадки лесополос с целью уменьшения силы ветра во время суховея должны проводиться с учетом весьма сложного комплекса всех явлений, сопровождающих это насаждение. Но до сих пор с помощью лесопосадок борются со ставшими уже немногочисленными естественными степными сообществами, усугубляя это масштабной интродукцией чужеродных растений в состав лесополос. Юным натуралистам (мичуринцам) и школьным лесничествам даже предписывалось высаживать многочисленные интродуценты в лесах и лесополосах – это считалось (да и сейчас порой считается) полезным делом. К началу 1932 г. был заключен роковой союз: началась долгая совместная деятельность И. И. Презента и Т. Д. Лысенко. На Первом всесоюзном съезде по охране природы в 1933 г. была сделана попытка объявить генеральный план реконструкции фауны, то есть развития акклиматизации в стране. Автором этого плана был Б. К. Фортунатов. Планы грандиозной переделки природы, смешения северных и южных, западных и восточных рек между собой и с морями, на фоне которых интродукция в естественные сообщества была такой незаметной мелочью, что и думать об этом не стоило, вынашивались до самого последнего времени, и, боюсь, они до сих пор сидят у кого–то в узколобых головах и переносятся в проекты. В учебнике по гидробиологии для средних учебных заведений Министерства рыбного хозяйства СССР, вышедшем в 1973 г., говорилось: “Акклиматизация – один из очень эффективных методов повышения промысловой продуктивности водоемов и создания в них устойчивой кормовой базы… В результате широкого расселения акклиматизируемых организмов фауна южных водохранилищ все более превращается в фауну каспийского реликтового типа”. Как будто водоемы – это безликие емкости с водой, а реки – водопроводные трубы с некоей аморфной безликой кормовой базой, которую можно брать в одном месте и переносить куда угодно, как будто нет аборигенных, более того – уникальных водных природных сообществ с редкими видами и формами или, наоборот, видами–захватчиками. Южные водохранилища, то есть отрезки южных рек, превращаются в заливы Каспия, при этом аборигенная речная фауна уничтожается, отнюдь не превращаясь ни в реликтовую фауну, ни в фауну Каспия. Ну разве не замечательно? Период с 1948 по 1953 г. признается наиболее мрачным в истории советской биологии, экологии и охраны природы. С 1951 г. (памятный год разгрома заповедной системы) гидробиологические исследования в Куйбышевской (ныне Самарской) области вынужденно получают новое, прикладное направление в связи с начавшимся строительством гидроэлектростанции. Заранее предполагались существенные изменения в гидробиологии Волги, в частности ее фауны, строились сверхоптимистические прогнозы по повышению продуктивности “полезных” видов гидробионтов. Разумеется, ломка естественных биоценозов не могла сказаться положительно на гидробиологии Волги, и эти прогнозы впоследствии не сбылись. Правда, идея реконструкции Волги, как известно, исходила не от гидробиологов и ихтиологов, и они были вынуждены заниматься решением именно тех задач, которые им навязывались, но занимались с большим рвением, чутко улавливая малейшее поветрие со стороны руководящих партийных (часто невежественных) органов. Вот несколько характерных цитат из решений научных съездов и конференций тех лет: “К числу важнейших научных и практических проблем комплексного использования и охраны водных ресурсов относятся: … в) пополнение водных ресурсов Волги и Камы за счет северных рек и озер; г) изучение вопроса о влиянии планируемого изъятия волжской воды для пополнения водных ресурсов Дона и Урала на режим низовьев Волги и Северного Каспия… Рассмотреть вопрос о возможности и целесообразности акклиматизации ценных видов рыб – потребителей планктона и дрейссены” (Решение 1-й конференции по изучению водоемов бассейна Волги, 1969 г.); “Следует усилить использование фундаментальных исследований по аутэкологии водных беспозвоночных, эколого–физиологические исследования объектов акклиматизации (мизид, пресноводной креветки, сигнального рака и др.), значительно обогащающих ресурсы внутренних водоемов СССР… Деятельность Всесоюзного гидробиологического общества в 12-й пятилетке будет осуществляться в соответствии с задачами, поставленными XXVII съездом КПСС” (Решение 5–го съезда ВГБО, 1986 г.). Каспий с его уникальной реликтовой и эндемичной биотой, сравнимый разве что с Байкалом, африканским озером Танганьика или даже с Австралией, под руководством академика, профессора МГУ Л. А. Зенкевича сделали полигоном для отработки интродукционных технологий. Теоретические труды об акклиматизации изобиловали традиционными, отштампованными еще при Т. Д. Лысенко пассажами из марксистско–ленинской философии и фразами вроде “противостояние природы и человеческой цивилизации, которая вынуждена радикально переделывать первую”. Появились сводки, где неутомимая творческая мысль акклиматизаторов дошла до требования признать получающиеся при смешивании флор и фаун гибриды новыми рукотворными видами, имеющими право на существование и даже охрану (и в наши дни интродуценты иногда предлагаются для включения в местные Красные книги). Широкой общественности, в том числе и научной, полезно было бы ознакомиться с некоторыми планами преобразователей по Самарскому региону. В статье В. В. Лебедева, которая так и называется “Перспективы улучшения и преобразования природы засушливых районов Поволжья”, читаем: “Преобразование Волги (то есть ее зарегулирование – А. В.) явилось основой и для преобразования окружающей природы: огромные запасы воды и дешевая электроэнергия создали возможность для широкого развития орошения Заволжских степей… В заключение – заглянем в будущее и постараемся представить себе, как будет выглядеть преобразованная природа районов Заволжья через какое–то число новых пятилеток. На территории широкой степи появятся искусственные реки–каналы со своими ответвлениями и водохранилища, полноводными станут малые реки и речушки, многие лощины и балки превратятся в большие пруды. Повсюду будут зеленеть защитные лесные полосы, расположенные там, где они больше всего нужны для защиты полей, берегов рек и водоемов. На месте песков и оврагов вырастут участки сосновых и дубовых лесов. Созданные поселки будут утопать в зелени садов. Таким образом, когда–то безлесная степь превратится в новую, богатую водными источниками лесостепь, созданную руками трудолюбивых людей. Между каналами и лесными полосами будут расположены орошаемые поля, дающие устойчивые и высокие урожаи сельскохозяйственных культур, полив и выращивание которых будут проводиться с применением высокопроизводительной техники, и возникнут поселки с благоустроенными домами, школами, больницами и дорогами. Под воздействием водораспределительных систем, орошаемых полей и созданных лесонасаждений изменятся и климатические условия засушливых степей; навсегда потеряют свое значение засухи и суховеи. На месте однообразной степи будет создан новый жизнерадостный и живописный ландшафт”. Немного добавлю: имеются в виду протянувшиеся на сотни километров каналы и оросительно–обводнительные системы, забирающие воду из Волги и соединенные, то есть смешивающиеся, с рекой Урал. Итак, вышеупомянутый автор предложил утопию вполне в духе традиционных советских утопий (сделать сказку былью). Вопросы все–таки возникают. А какое место отводится природе? Нормальной местной, аборигенной, степной природе, которая находится на своем месте в своей природной зоне (кстати, вся Самарская область в целом находится в зоне, или подзоне, лесостепи)? Или всю естественную (“дикую”) природу отдадим на заклание сельскому хозяйству? Написанная очередным утопистом–технократом картина больше всего похожа на нынешний Безенчукский район Самарской области. Несколько лет назад мы изучали естественные природные сообщества Низкого Заволжья, искали сохранившиеся природные участки, предлагали их к охране. В указанном районе трудно было что–либо найти – унылое зрелище! Даже на ночевку остановиться негде – одни поля. Кто дал право менять естественный ландшафт, уничтожать остатки евразийской степи? И для чего? Для “нового жизнерадостного и живописного ландшафта”? Так это понятие субъективное. И нужно очень не любить и не понимать родную степь, чтобы видеть ее “однообразной”. Это наши–то самарские тюльпанные, ковыльные и разнотравные степи с сурками, степными орлами и степными журавлями–красавками, дрофами и стрепетами, жаворонками, грандиозными балками, богатейшим миром насекомых и местонахождениями шикарных ископаемых остатков беспозвоночных юрских морей – целым неизученным еще миром живой природы! В наше время растет индустрия туризма, приносящая все больший доход. Развивается экологический и научный туризм. В целом наиболее богатыми начинают считать те страны, которые сохранили свою природу, свои аборигенные природные комплексы и оригинальные виды организмов. Вряд ли зарубежному или отечественному туристу будет интересно наблюдать “жизнерадостный” пейзаж из полей и лесополос, им будет интересна именно самарская аборигенная степь, желательно нетронутая. По Волго-Уральскому междуречью протекает очень своеобразная по природным сообществам, флоре и фауне река Самара, предложенная нами в качестве международной охраняемой территории (ветланда) как самый интересный водно-болотный участок Самарской области, имеющий к тому же важное рекреационное значение. Ему может прийти конец. Если раньше была дискуссия о неприкосновенности природы в заповедниках, то теперь она переходит в новую фазу: сколько места желает оставить человек природе на его собственной планете? Хочется отметить двойной стандарт отношения к интродукции в нашей отечественной культуре. Во многих серьезных научно–фантастических романах космонавты с Земли, во–первых, стараются максимально обеспечить карантинные мероприятия, чтобы никто, даже микроб, не смог попасть в биосферу иной планеты, так как он может нанести ей непоправимый урон. Во–вторых, космонавты опасаются того же со стороны биосферы чужой планеты. В–третьих, принимаются экстраординарные меры по предотвращению аналогичного заражения нашей планеты при проникновении чего-либо инопланетного: какого-нибудь внеземного корабля, автоматического зонда и т. п. То есть налицо полное понимание проблемы интродукции. Но почему-то, когда дело доходит до практики, про это забывают. Как будто бы интеллект и культура находятся у нас в одном месте, а силы невежественные, но реальные, властные – в другом! Зная о масштабе былых и настоящих интродукционных работ в нашей стране, приходится только удивляться и восхищаться возможностями природы к сопротивлению. Она еще жива, она еще существует! Интродукторы упрямо говорят “водохранилища”, а мы, те, кто любит и охраняет естественную природу, говорим: “Нет, пока еще – Волга, и руки прочь от нее!” И силы природы дают нам надежду. После 30 лет изучения проблемы интродукции в теоретическом и практическом плане, работы гидробиологом, государственным инспектором рыбоохраны, а также общественным инспектором охраны природы, охотнадзора и лесной охраны, внештатным журналистом, преподавателем зоологии и экологии, музейным сотрудником, биологом и экологом в Среднем Поволжье, Якутии, Забайкалье, на Байкале, Красноярском крае, Хакасии я могу сделать главные выводы. Интродукция в естественные природные сообщества как в нашей стране, так и за рубежом – теоретическое и практическое научное заблуждение последнего столетия, и понимание этого стало возможным в результате развития экологии и охраны природы как науки. Интродукция, как преднамеренная, так и непреднамеренная, опасна для природных сообществ и отдельных видов организмов, для экономики отдельных регионов, всей страны и мира в целом, нарушает нормы экологической этики и потому аморальна. Происходящее в результате интродукции перемешивание фаун и флор ведет к повышению их однородности, в то время как сохранение биологического разнообразия, признанное глобальной экологической проблемой, требует сохранения генетического разнообразия, аборигенных комплексов флор и фаун. Учитывая это, так называемые “биологические обоснования” интродукции в естественные природные сообщества необходимо признать экологически безграмотными и недействительными, а интродукция в искусственные природные сообщества должна быть регламентирована. Интродукционные работы в России (и шире – на территории бывшего Советского Союза) следует признать государственным экологическим преступлением, сравнимым с такими экологически безграмотными мероприятиями, как поднятие целины (уничтожение природы евразийской, в том числе российской степной зоны), гидростроительство на равнинных реках (уничтожение наиболее ценных рыбных запасов и биоты рек в целом). Возможно, надо продумать нормы личной – административной, дисциплинарной и уголовной – ответственности с лишением наград, ученых и почетных званий, должностей и персональных пенсий за умышленную деятельность по интродукции в естественные природные сообщества, а также за допущенную непреднамеренную интродукцию в естественные природные сообщества. Определенная корректировка экологического законодательства в отношении интродукции на уровне Российской Федерации проведена (и это положительный фактор), но еще недостаточна и требует дальнейшего развития (например, в Правилах рыболовства). Необходимо повышение роли и ответственности карантинных служб и расширение диапазона их деятельности от сельскохозяйственного и медицинского направлений до экологического – для защиты дикой природы, окружающей природной среды, естественных природных сообществ стран и регионов.
Для предотвращения манипулирования понятиями “искусственное сообщество” и “естественное сообщество” в целях интродукционных работ в них необходимо продумать и утвердить категории природных сообществ. Например, волжские и многие другие водохранилища (например, Саратовское) фактически представляют собой естественные, хотя и искаженные, сообщества, но формально они называются искусственными. Необходимы меры по их восстановлению, которые должны иметь приоритетное значение. Можно привести и другие аналогичные примеры: охотничьи, рыбные, лесные хозяйства. Назовем их “большие” и “малые”. Под “большими” понимают вообще все природные угодья, водоемы, леса, как будто все это – хозяйство и нет естественной природы! Здесь необходимо внести ясность: природе – природная среда, человеку – хозяйство. “Малые” хозяйства – это конкретные угодья ограниченного размера, водоемы, леса, но только те, где человек действительно, а не формально, планомерно и постоянно ведет соответствующее хозяйство: создает их практически с нуля, огораживает и благоустраивает территорию, вкладывает усилия и средства. Иначе получается, что обычный лес, где на первом дереве прибивается табличка “Хозяйство” и где фактически никакой хозяйственной деятельности нет, формально причисляется к хозяйствам, хотя таковым не является. А в городах и других населенных пунктах следует различать парки, созданные из искусственных насаждений, и парки, созданные на основе лесных участков. Рецидивы интродукционной идеологии, до сих пор встречающиеся в отечественной науке и практике, иногда агрессивны и могут переходить в наступление при снижении образовательного, морального и культурного уровня специалистов и населения в целом, поэтому необходимы внятная государственная экологическая политика, активная позиция научных центров, прежде всего Российской академии наук и Российской экологической академии, соответствующая пропаганда, активная разъяснительная и просветительская работа. Настала пора подвести итоги интродукционной деятельности на обширной территории России и сопредельных территорий за последнее столетие, назвать масштабы вреда, частичные и полные потери с целью недопущения подобного сегодня и в будущем. << | содержание | вверх | >> | ||||||||
© 2000-2024 гг. Центр охраны дикой природы. Все права защищены |