| архив | содержание |

| загрузить номер (PDF - файл; 2,2Mb) |

«Наука на охраняемых территориях»

НАЧНЕМ С СЕБЯ

Н. Малешин,
Ассоциация директоров государственных природных заповедников России

(По материалам доклада на Всероссийском семинаре-совещании директоров заповедников в Красной Поляне, ноябрь 2000 г.)

Какие вопросы не дают покоя директорам заповедников (и не только им одним)? Что спрашивают они чаще всего на заседаниях Ученых советов, на страницах профессиональной газеты “Заповедный вестник”, на семинарах, которые в последние годы уже стали традицией? А вот что:

• Что делать с научной информацией?
• Кому можно продать имеющуюся в заповеднике научную информацию?
• Кому нужна “Летопись природы”?
• Почему научные сотрудники работают не так эффективно, как хотелось бы директору?
• Где взять деньги на науку, если она никому не нужна?

Сам характер и настрой этих вопросов заставляет невольно задуматься — а что же такое наука в заповеднике с точки зрения его директора?

По этому поводу можно делать много предположений, но давайте остановимся только на двух, по-видимому, охватывающих крайние позиции и мнения, которые неоднократно приходилось слышать в беседах. Одни директора считают, что наука в их заповеднике не что иное, как посторонняя деятельность и их просто заставляют делать то, что делать они не хотят и не понимают, как это можно использовать в управлении. Другая часть директорского корпуса почти не сомневается, что наука, которой занимаются их научные сотрудники, — необходимая деятельность. “Мы не настолько умные, чтобы обходиться без науки”, — было как-то замечено в одном частном разговоре.

Директорам необходимо принимать решения, прежде всего по поводу охраны заповедника; оптимизации заповедной территории; хозяйственных мероприятий; организации научно-исследовательских плановых и договорных работ, участия в экологической экспертизе и других (экологическое просвещение, экологический туризм, связь с локальными, региональными и федеральными администрациями, населением, PR и т. д.).

Охрана заповедника занимает в этом перечне почетное первое место, так что же она включает в себя? А она, как айсберг, имеет небольшую “надводную” часть и значительно более весомую, как в прямом, так и переносном смысле, часть “подводную”. К “надводной”, очевидной, ее части относится: борьба с браконьерством (незаконные охота и ловля рыбы, сенокос, выпас скота, сбор дикоросов, рубки и др.); с лесными пожарами и сельскохозяйственными палами; с “дикими” туристами; с полетами над территорией самолетов, вертолетов, падением ступеней ракет (шумовым загрязнением) и т. п. Почти во всех этих случаях, за редким исключением, наличие четко и правильно оформленного протокола и присутствие двух свидетелей решают все.

А что же в “подводной” части?

• химическое загрязнение (водоемов, почв, воз-духа);
• биологическое загрязнение природных экосистем (интродукция чужеродных видов растений и животных);
• радиационное загрязнение;
• последствия гидротехнического строительства, мелиорации и ирригации, промышленных торфоразработок и другие.

Приведем несколько примеров с единственной целью — обратить внимание читателей на то, что множество проблем охраны заповедников сосредоточены именно здесь .

Заповедник “Хоперский” создан для охраны реликтового вида — русской выхухоли. Что бы заповедник ни делал, численность вида неуклонно сокращается. По-видимому, существует угроза полного исчезновения. Причины — браконьерство, залповые сборы сточных и загрязненных вод в р. Хопер, невероятно высокие и продолжительные паводки в отдельные годы. Кто виноват, что вид, ради которого создавался заповедник, может исчезнуть? Охрана плохо работает? А может быть, это тот самый вид, который спасти невозможно, потому что в целом изменилась среда его обитания? Или есть форс-мажорные обстоятельства этого процесса? По крайней мере, директор и охрана до недавнего времени были не очень обеспокоены таким положением дел в заповеднике и ответить на эти вопросы не могут.

Заповедник “Остров Врангеля” охраняет реликтовые растительные сообщества – тундростепи (время формирования — голоцен). В тот же голоцен на острове обитал северный олень, но потом исчез. Его завезли, и… вот последствия: невероятный рост численности оленей и, возможно, исчезновение редких растительных сообществ. Может ли охрана заповедника дать обоснование для дальнейших действий директора? Какой ущерб нанесет олень в ближайшем будущем хрупкому растительному покрову? Что надо (или не надо) делать?

Заповедник “Курильский”. Один ученый убедил всех, что необходимо спасать европейскую норку, которую активно везде вытесняет ее американский аналог. Для спасения европейской норки было решено выпустить ее на единственное не занятое американской норкой место — Курильские острова (в т. ч. в заповедник). В результате исчезает пегий зимородок, реликтовые полозы, сцинки, ящерицы… Как и почему это все могло произойти? Что теперь ожидает в перспективе заповедник? Может ли охрана заповедника найти решение этой проблемы?

Заповедник “Лапландский”. В результате сбросов воды из Пиренгского водохранилища происходит осушение ряда нерестилищ ценных видов рыб на территории заповедника. Директор заповедника подает на “Колэнерго” иск в арбитражный суд на сумму более 2 млрд. рублей и выигрывает его. Почему это ему удалось? Благодаря безукоризненному научному и доказательному для суда обоснованию и оценке размера нанесенного ущерба.

Центрально-Черноземный заповедник. Приведем в качестве примера сложную работу с применением ГИС-технологий*, выполненную в Центрально-Черноземном государственном биосферном природном заповеднике им. проф. В. В. Алехина.

На основе 30-летних детальных исследований на Казацком участке Ю. Н. Нешатаевым совместно с сотрудниками заповедника были созданы три карты (три временных среза) растительности участка в 1969, 1979 и 1993 гг. В основе всех карт лежит одна и та же методика. Все описания сделаны на одних и тех же точках и одними и теми же исследователями.

Анализ распространения типов растительности на Казацком участке по данным геоботанической съемки в 1969, 1979, 1993 гг. показывает, что с каждым десятилетием доля степей уменьшается, а луга “захватывают” все новые и новые пространства. При этом лес, ранее имевший большое количество сенокосных полян, постепенно зарастает.

Сразу же возникает вопрос: с чем мы имеем дело?

С глобальным потеплением климата, о котором так много и часто в последнее время пишут, или с еще не выявленным воздействием режимов сенокошения?

Сенокошение в заповеднике проводится многие десятилетия. Есть ежегодно скашиваемые площади, есть совершенно не косимые участки, которые сохраняются в таком состоянии более сорока лет, наиболее же широко представленный режим – периодическое или ротационное кошение. При этом тот или иной участок целинной степи косится 4 года, а на 5-й — остается в режиме некошения для пополнения банка семян в почве (рис. 1).

Администрация заповедника глубоко убеждена, что режимное сенокошение – основа поддержания биологического разнообразия степных и лесостепных экосистем, и каждый год предпринимает невероятные усилия, чтобы в условиях тотального дефицита горючего, запасных частей к сеноуборочной технике, общей нехватки людских ресурсов провести кошение всех участков в жестко установленные сроки (июль-август). Однако для ответа на поставленные вопросы мало просто иметь ту или иную точку зрения.

С помощью М. С. Стишова, использовавшего программный пакет IDRISI 2.0, удалось установить в самом первом приближении, что участки степей сохранялись, вновь появлялись и исчезали на косимых и некосимых участках в течение 1969—1979 гг. синхронно. Т.е. режимы кошения не повлияли на динамику степной растительности и, видимо, не были причиной олуговения илимезофитизации степных участков заповедника за рассматриваемый период (рис. 2).

Динамика степной растительности Казацкого участка на уровне групп формаций в 1969—1993 гг. тем не менее со всей очевидностью показывает, что процессы изменения степей идут (рис. 3). Что с этим делать? Как сохранить в нетронутом первозданном виде те растительные сообщества, которые достались заповеднику при его организации? Вопрос непростой. И никакая охрана, вооруженная по последнему слову техники, не ответит на него без долговременной и кропотливой работы научного отдела. Соответственно директор заповедника, опираясь на полученные данные, может выработать свой подход к проблеме или обоснованно наметить новый эксперимент. Можно пойти по пути еще более интенсивного кошения степи и в более ранние сроки с тем, чтобы, с одной стороны, получить больше средств на хозяйственные расходы от продажи готового сена, а с другой – добиваться большего иссушения степи, что может повлиять на процессы мезофитизации.И если не устранит их, то по крайней мере значительно ослабит. Не исключен вариант замены сенокошения интенсивным выпасом. Более всего для этих целей подошли бы лошади с режимом круглогодичного пребывания и выпаса на участке (рис. 3).

Приведенный пример показывает, как при внимательном подходе к проблеме даже на локальном уровне можно использовать науку в охране природно-заповедного комплекса. Для научных отделов заповедников в этой сфере существует огромная “экологическая ниша”. Тем не менее, ни директора, ни охрана не могут сформулировать свои первоочередные потребности и заказ на научную продукцию своему же научному отделу.

В заключении данной статьи считаю необходимым еще раз подчеркнуть, что наука и в заповедной охране, и для оптимизации территории, и в рациональном ведении хозяйства нужна. Администрация заповедника в лице директора и отдел охраны должны и могут формировать собственный запрос “заповедной” науке для оптимизации своей же деятельности, потому что самые насущные для заповедников природоохранные проблемы — их собственные. В связи с этим вспомним В. Н. Макарова, который в 1938 году написал: “В первую очередь НИР наших заповедников должна быть подчинена удовлетворению запросов и задач самих заповедников”**.

** Примечание автора: очень полезной для многих может оказаться книга, выпущенная ВВФ в виде сборника докладов семинара-совещания в г. Пущино-на-Оке 18—26 декабря 1999 г. “Организация научных исследований в заповедниках и национальных парках”.