| архив | содержание |

| загрузить номер (PDF - файл; 2,2Mb) |

«Цена природы»

РЕНТА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ И РЕНТА ПРИРОДНАЯ ¹

Г. Титова,
Научно-исследовательский Центр экологической безопасности РАН, Санкт-Петербург

“Страна, жалеющая деньги на науку, неизбежно превращается в колонию”.
Ф. Жолио-Кюри

Ратуя за повсеместный переход к рентному налогообложению, нельзя оставить в стороне следующие вопросы: достаточен ли налогооблагаемый потенциал природных богатств в России, чтобы связывать с ним ожидания налоговых послаблений на доход предпринимателей и оплату труда? Если да, то что надо сделать, чтобы этот потенциал стал работать на наполнение бюджета?

Вопросы далеко не риторические. Известно, что эколого-ресурсный потенциал России сосредоточен преимущественно в неблагоприятных для жизнедеятельности районах. С этим обстоятельством связаны многократно большие энергетические затраты на его реализацию по сравнению с другими странами. Кроме того, в России самые длинные в мире “плечи” перевозок сырья, что, естественно, понижает совокупный рентный доход. Вместе с этим на его понижение работает и упадок экономики, приведший к моральному и физическому старению производственных фондов сырьевых отраслей. Стремление “снять сливки” без инвестирования в производство привели и к резкому снижению производительности общественного труда. Огромные рентные доходы оказались на зарубежных счетах сырьевых спекулянтов, в результате чего этот вид общественного богатства не смог повысить конкурентоспособность других отраслей промышленности на мировом рынке.

Следует четко различать налоги и рентные сборы. Налоги, которые мало кто любит платить, это — вычитание из доходов, при том, что налогоплательщики не видят прямой связи между изымаемыми в бюджет деньгами и услугами общественного сектора, которые они получают. Рента, поступающая в доход общества, не является налогом, поскольку это плата за те преимущества, которые получают люди, выбирая вид деятельности и место жительства. Пользователь волен избежать уплаты определенного рентного сбора за преимущества проживания и работы, сменив то или иное. Поэтому сборы вызывают совершенно иную реакцию. Людям понятна логика непосредственной оплаты предоставляемых им услуг, при которой величина сбора коррелирует с полученными услугами.

Со времен Адама Смита известно, что всякое улучшение производительной способности и условий жизни общества прямо или косвенно повышает и “действительную ренту с земли”, которая затем частично вкладывается в землю и ведет к росту ее плодородия². Наблюдается и другая тенденция: пренебрежение необходимостью постоянного улучшения качества земли, повышение цен на промышленные товары из-за упадка производственной культуры и трудолюбия неизбежно ведут к понижению земельной ренты и богатства общества. В ходе реформ были разрушены многие самодостаточные сырьевые отрасли, способные при разумной политике государства быстро стать конкурентоспособными и приносить огромные рентные доходы.

Так что судьба природно-ресурсной ренты напрямую зависит от ренты интеллектуальной, которую получают за счет знаний и научно-технического прогресса. Это касается не только технических знаний, но и знаний экономических.

На связь двух рент и их различие в век научно-технического прогресса указывал и А. Маршалл, считавший, что избыточный доход или “неоправданную необходимостью прибыль” (значительно превышающую среднюю норму прибыли по данному виду деятельности) может создавать не только “труд” земли, но и “ноу-хау”. Этот вид сверхдохода Маршалл назвал квазирентой³. Квазирента — своего рода рыбацкое счастье предпринимателя. Ее отличие от истинной ренты состоит в том, что в силу быстрого распространения новшеств квазирента быстро появляется и быстро исчезает, тогда как земля и другие явления природы приносят ренту постоянно.

По мнению современных немецких исследователей Х. Шилара и К. Шварца, кроме “ноу-хау” источниками квазиренты являются также и общий уровень образования, преобладающая в обществе дисциплина труда, творчество, многолетние национальные ремесленные и промышленные традиции. Они утверждают, что сверхдоходы, “которые приносят такие “ресурсы”, могут превосходить ренты с богатейших нефтяных месторождений”⁴.

Аналогичного мнения придерживается и С. Ю. Глазьев, утверждающий, что сегодня на мировом рынке на долю интеллектуальной ренты приходится быстро растущая часть перераспределяемого экономического богатства. По его мнению, большую часть цен (до 50 и даже 70%) на современные товары составляет именно интеллектуальная рента. Неэквивалентный обмен природных ресурсов и дешевого труда на ренту интеллектуальную “финансирует экономический рост” развитых стран. Страны с сырьевой ориентацией труда, допустившие “утечку мозгов”, не способные изымать природно-ресурсную ренту и с ее помощью поддерживать отечественную науку, лишены финансовой возможности на генерацию интеллектуальной ренты⁵.

Изложенное позволяет сказать, что без обстоятельного научного обоснования перехода к рентному налогообложению нечего помышлять о пополнении бюджета за счет природно-ресурсной ренты и решении многих социальных и экологических проблем.

Академик Д. С. Львов констатирует, что в самом начале перестройки был учинен настоящий погром экономической науки, занимающейся оптимизационным размещением производительных сил на основе рентных оценок⁶. Эти знания можно отнести к знаниям о создании системы национальной безопасности. Будучи востребованными государством, они помогли бы за короткий период создать механизм динамической оценки природно-ресурсного потенциала страны как в целях налогообложения, так и в целях защиты российского сырья от распродажи по демпинговым ценам.

Однако проблема рентного налогообложения до сих пор остается предметом научных дискуссий. Ученые, лишенные средств на продолжение исследований, результаты которых на практике могли бы перерасти в конкретный механизм реализации идеи, вынуждены лишь ограничиваться агитацией в небольших аудиториях в пользу новых подходов к проблеме рентных платежей. При этом упускается время, отодвигается на неопределенный срок решение столь актуальной проблемы.

На Западе давно известна цена таким знаниям. Британия, первой из стран овладев знаниями об основах богатства народов и приняв в начале XIX века на вооружение исследования по теории ренты, по меткому определению М. Блауга, стала “мастерской мира”, работающей на завозном дешевом сырье и продовольствии⁷. В этом ей помог Давид Рикардо, поставивший перед собой цель найти способы преодоления накладываемых природой ограничений и сделавший теоретическое обоснование обеспечения экономического роста в условиях ресурсного дефицита. С тех пор его родина вместе с другими странами Запада строит свое благополучие на использовании привозного дешевого сырья и дешевого наемного труда гостарбайтеров. Такая политика позволяет направлять огромные инвестиции в науку и тем самым способствует бегству интеллектуальной ренты из сырьевых стран.

Следуя этой политике, западные страны умудрились превратить конструктивную идею глобализации, возникшую в 70-х как следствие общего беспокойства о состоянии окружающей среды, в свой антипод — вывоз и интеллектуальной, и ресурсной рент. Исчерпав свое сырье, они устремляются к чужому, всеми силами удерживая низкие цены на него и не оплачивая в полной мере ущерб природе. Используя “утечку мозгов” и правовую незащищенность национального сырья и земли (чему немало способствует компрадорская позиция властей сырьевых стран), они превращаются в “мозги мира”. Именно эти “мозги” создают псевдотеории, навязываемые мировыми финансовыми структурами для закрепления права стран “золотого миллиарда” на привилегированное и постоянное получение ресурсной и интеллектуальной рент. И власти России, судя по всему, потворствуют этому процессу.

Чтобы рента заняла надлежащее место в публичной политике, надо повысить степень понимания людьми ее роли в улучшении качества жизни большинства и в решении проблем, поставленных перед ними природой. Одним из необходимых шагов в этом диалоге должно стать четкое определение терминов фискальной политики. В частности, необходимо донести до населения различия в экономической сути налогов и рентных сборов.

Ученые и другие представители социальной элиты не должны занимать пассивную позицию в отношении ренты. Если они не будут привлекать внимания к необходимости создания механизма справедливого распределения природных богатств, этого не сделает и никто другой.

В сложившихся непростых для России условиях самое серьезное внимание следует обратить на восстановление российской экономической школы, которая, используя последние достижения информационных технологий и математики, включала бы в себя в качестве трех главных составляющих социальную экономику, социальную экологию и духовное начало. Создание российской школы оценки природных богатств обойдется налогоплательщику намного дешевле, чем пропаганда чуждых защите окружающей среды теорий, в частности монетаризма. Важно понять, что без возрождения отечественной экономической мысли России не вернуть статус великой державы.