| архив | содержание |

| загрузить номер (PDF - файл; 2,2Mb) |

«Цена природы»

ПРОДАТЬ, ЧТОБЫ СПАСТИ

С. Скляренко,
Институт зоологии МОН РК

Начнем с того, что птичку-то действительно жалко. Если в 1992 году в Казахстане обитало не менее 2 тысяч пар балобанов, а по некоторым оценкам, до 4 тысяч пар, то в 1998-м — уже порядка 400—500, в 1999-м — около 300, в 2000 году — примерно 200 пар. Дальнейшее в общем понятно. Каждый вид имеет некую минимальную численность, критический порог, перешагнув который, назад не выберешься. А посему выход один: выпрашивать деньги у сердобольных фондов в дальнем зарубежье, разводить соколов в неволе, проводить дорогостоящую программу по подготовке птиц и выпуску в природу. Мировой опыт, конечно, дело хорошее: американцы восстановили, например, сапсана (тоже крупного сокола), потратив, правда, десятки лет и огромные средства. Стоит ли делать последний шаг? Может быть, оставить все как есть, и пусть идет как идет — своим чередом?

О том, что можно попытаться сделать, чуть ниже, а пока еще немного о разных сторонах соколиной темы. Итак, кто и зачем ловит и куда везут? Везут в арабские страны, иногда по сложной цепочке, но основные конечные пункты — Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты, Кувейт, Катар. С обученными соколами арабские охотники (как правило, люди не бедные, охота вообще удовольствие недешевое) добывают почти исключительно дрофу-красотку, или джека. Эта охота — многовековая традиция, значимая часть арабского культурного наследия. Конечно, стрелять дроф было бы гораздо проще, но это — хобби, спорт (чей сокол лучше?) и прочее. Пойманных джеков охотники с большим удовольствием съедают, действительно считая мясо целебным (а вовсе не “бросают мясо собакам”, как я недавно прочел в уважаемой мной газете “Время”). Заметим попутно, что в Казахстане гнездится значительная часть мировой популяции джека, и численность его тоже падает, хотя и не катастрофически, но по крайней мере вдвое за 10 последних лет. Причина — неумеренные, практически бесконтрольные охоты на зимовках в Пакистане, Иране, Афганистане.

Ответ на вопрос “зачем ловят?” самый простой: чтобы заработать деньги. Впрочем, не такие фантастические, как упоминалось в прессе. Средняя цена балобана на арабских рынках около тысячи долларов, предложений сейчас в избытке за счет работы много-численных соколиных питомников и стараний браконьеров.

Кстати, в Эмиратах многие предпочитают приобретать не балобанов, а искусственных гибридов, в основном северного крупного кречета с азиатским относительно мелким шахином: птицы получаются разной окраски, мощные, со стремительным маневренным полетом, не хуже балобанов переносящие жару. Доля гибридов в продажах растет, хотя консервативные саудовцы по-прежнему выбирают балобанов, преимущественно диких.

Покупатели очень придирчивы, ориентируются и на признанные арабами приметы будущих хороших охотников (размеры, цвет, пятнышки и полоски на оперении и т.д.), и на личные вкусы, не говоря уже о том, что сокол должен быть в идеальном состоянии. Стертые концы перьев, потертости лап и тому подобные дефекты недопустимы.

На какую-то птицу может вовсе не найтись покупателя, другую купят за пятьдесят долларов сынишке, чтобы учился. Средним критериям просто хорошей птицы, которую стоит, рискуя, тащить через границы, соответствует один балобан из десятка пойманных в Казахстане, да и в любой другой стране. Примерно одна из двадцати отловленных птиц может уйти на аукционе за несколько тысяч. А до аукциона товар проходит через нескольких перекупщиков, и понятно, что в Казахстане, учитывая расходы на перевозку и прочее, больше нескольких сотен долларов не дают даже за очень и очень приличных соколов.

Конечно, для нашей сельской глубинки и сотня долларов — деньги весьма неплохие, да и дело кажется несложным: освоить технику отлова в общем-то нетрудно, умельцы даже усовершенствовали арабские ловчие снасти. Вот и попадаются все лето и осень в излюбленных ловцами районах (их в Казахстане 3—4) голуби с петлями на спине, открыто барражируют по степи заезжие “Нивы” и копятся в аулах и городах партии балобанов, ожидающие купцов. Часть птиц гибнет, многих отбраковывают и выбрасывают уже больными. Население в этих “горячих точках” уже неплохо разбирается в требованиях к расцветкам и размерам, да и называет хищных птиц по-арабски: “агап” (орел), “шапот” (пустельга).

При этом ситуация за последние годы несколько изменилась: если раньше хватали всех хищных птиц подряд, считая их за соколов, набивали балобанами курятники, везли наудачу, попадались охотинспекции и на таможнях (до сотни изъятых соколов в год), то теперь дилетантов почти не встретишь. Оставшиеся местные подучились, заезжие ловцы обзавелись полезными знакомствами, бизнес, как и любой другой, прошел “дикую” стадию и организовался. В результате задержаний практически нет, а из страны, по неофициальным данным из арабских стран, уходит порядка 200—300 балобанов ежегодно. Конечно, это не только наши птицы, но и пролетные — Казахстан столько уже не даст.

“Официальные” ловцы, получившие разрешения от Правительства Казахстана, по поводу которых и ломались копья в прессе, — это только верхушка айсберга, в общем-то, погоды не делающая. Конечно, ловцам все время пытались что-то продать на местах, но это уже вопрос контроля за легальным процессом. Другое дело, что сам процесс выдачи разрешений и определения квот до прошлого года был неупорядочен: все делалось в спешке и тайком, даже без элементарного анализа данных о численности. А ведь понятно, что если ты что-то продаешь, надо знать, сколько товара ты имеешь!

Кстати, иск охотинспекции за одного балобана — 35 минимальных расчетных показателей, то есть около 27 тысяч тенге, еще тысяч 200—300 штрафа или до трех лет лишения свободы можно получить по решению суда. Вроде бы достаточно серьезно, но беда в том, что большей частью никто никого не ловит: охотинспекция после многочисленных реорганизаций резко сократилась в числе, осталась без горючего, а главное — без премиальных. Еще несколько лет назад инспектор, составив протокол, получал до 38% от суммы взысканного иска в виде премии. И инспекторы старались, честно зарабатывая свои деньги. Теперь этого нет; так зачем бить свою машину, жечь свой бензин, рисковать? Зарплата в инспекции не бог весть какая. И появляется соблазн не составить протокол, а “развести” проблему на месте.

В результате под всеобщие охи и ахи, треск разрываемых на груди рубах с криком “Не пущать!”, под гром разоблачительных статей о министрах, выдавших лицензии аж на десяток балобанов, сотни птиц преспокойно, без излишнего шума, уходят за рубеж, и все реже мелькает в небе знакомый стремительный силуэт.

Что ж, попытаться еще “закрутить гайки”? Вряд ли поможет — средств на охрану природы у страны сейчас не очень много. А одни лозунги, естественно, — просто сотрясание воздуха. Видимо, пора включить в охрану чей-то личный экономический интерес. А он может появиться только тогда, когда какое-то число соколов можно будет получить совершенно законно. Ведь, оставив в стороне эмоции, балобан — такой же вид, как и любой другой, живущий на Земле, имеющий такое же право на существование и являющийся (как это ни цинично звучит) таким же ценным природным ресурсом, реальным материальным достоянием нашей страны. Но сейчас экономическая ценность-то уже невелика, вот-вот потеряем соколов вовсе. Конечно — “ах!”, конечно — Красная книга, но толку-то от этого!

Действовать надо быстро. Первый шаг сделан — это нашумевшее правительственное Постановление № 969 (июнь 2000 г.), регламентирующее порядок выдачи разрешений на добычу балобанов и дроф-красоток. Подчеркнем, что оно само ничего не разрешает, а только устанавливает, как и какие надо готовить бумаги (в том числе обязательные биологические обоснования) для получения лицензий, да еще цену — за одного балобана больше 3 тысяч долларов. Кто считает, что это маловато, — не прав (смотри выше); добавлю, что разрешающие отлов постановления прошлого года делались поочередно, до десяти балобанов каждое (такова была общая квота, определенная Институтом зоологии с участием и автора этих строк), и каждое следующее после того, как предыдущий заказчик отказывался от поездки в Казахстан. В итоге по этим документам реально отловлено не 25, а 5 балобанов.

Постановление № 969 гораздо лучше, чем ничего, но оно влияет только на легальный отлов. Главный его недостаток — отсутствие механизмов сохранения и восстановления вида, воздействия на нелегалов и создания заинтересованности у людей, в том числе местных властей, в существовании соколов. И первый опыт применения постановления в прошлом году это блестяще подтвердил.

Здесь видятся обязательными следующие дополнительные шаги (на звание первооткрывателя автор не претендует, такие предложения мы готовили в Институте зоологии). Во-первых, направление полученных от лицензий средств не просто в бюджет, а в три адреса в заранее установленной пропорции: часть в республиканский, часть в областной бюджеты, а не менее половины — на специальный счет для охраны и восстановления вида. Кроме средств от продажи лицензий на эти цели (охрану) должны направляться спонсорские взносы от тех, кто хочет получить квоты в преимущественном порядке. Правда, очереди пока нет и, похоже, не будет, и когда местное население и сирийские ловцы потихоньку доберут оставшихся птиц, то проблема решится сама собой.

Во-вторых, необходимо восстановить систему премиальных отчислений для охотинспекции. Сделать это хотя бы для балобанов (или всех видов Красной книги) в виде исключения, а в идеале — в таком виде, как 10 лет назад. И тогда выиграет весь животный мир. Кроме того, сумма иска по балобану для иностранцев должна быть по крайней мере вдвое выше стоимости лицензии, то есть порядка 6 тысяч долларов.

В-третьих, само это изъятие должно изначально проводиться в виде эксперимента с ограниченным сроком и территорией, с постоянным контролем за численностью вида, успешностью его гнездования, за влиянием отловов и с регулярной, действительно выверенной, корректировкой квот, основанной на числе выведенных соколами птенцов.

В общем, механизм воздействия этих мер вполне очевиден, начиная с естественной борьбы “законных” ловцов с браконьерами. Без всего этого любая как угодно регламентированная легальная продажа — только лишняя капля, которая в конце концов может переполнить чашу. Так может быть, все-таки попытаться запустить этот комплекс? На пробу, на пару лет? Хуже уже явно не будет, а одни только премии для инспекции могут сотворить чудеса. А то ведь и правда, сможем увидеть балобанов только в зоопарке да в алматинском питомнике “Сункар”. Кстати, питомник уж который год не знает, куда их девать, но это — отдельная история.

Перепечатано из электронного бюллетеня Ecostan News, № 8 /2, май 2001