| другие книги | содержание |

Город и природа

ПОЛЕЗНОЕ? ВРЕДНОЕ? НЕТ, ЖИВОЕ!

Когда наступает лето, возможности “открытого урока”*, воспитания любви к живому и в городе открываются неизмеримые. Впечатления первых лет жизни усваиваются мгновенно и прочно, они как бы навеки запечатлеваются в сознании ребенка. Поэтому дошкольное воспитание в большой мере ответственно за формирование личности гражданина.

Вот “выводок” маленьких москвичей гуляет на бульваре. Дети на газонах собирают одуванчики, потом будут плести венки. Их воспитательница знает, что одуванчик — сорняк, завтра его будут косить, пока не созрели семена, часть уже скосили. С точки зрения ее абстрактного мышления, в собирании цветов при данной ситуации нет ничего предосудительного. Более того, скорее это даже полезное дело. Но с точки зрения конкретного мышления малышей все не так. В таких случаях находится даже оправдание: “Он еще маленький, ему можно”. Здесь главная ошибка: большой сам может решить, что можно, а что нельзя, а маленькому нужно помочь не ошибиться.

Вокруг городов на десятки километров уничтожены красивоцветущие растения, в том числе не без помощи воскресных сборщиков букетов. С детства мы считаем своим правом привезти из-за города букет цветов, не думая о том, что в природе цветов этих несравненно меньше того количества, которое отдыхающие горожане хотели бы увезти с собой. А ведь не зря наложен частичный запрет на это расхищение красоты в зонах отдыха так же, как это сделано в большинстве стран Европы! Конечно, нашлись и находятся недовольные: “Всегда собирали!”, “Всем хватало!”, “На наш век хватит!”

Чтобы любить природу, нужно ее знать. Однако процесс познания нередко вступает в противоречие с процессом воспитания. Для детей, и не только самых маленьких, неизмеримо важнее второе. Вот случайно подсмотренный пример. У забора выросла чахлая космея и расцвела. Воспитательница детского сада сорвала бездомный цветок, села на скамью и, собрав детей, что-то им, очевидно интересное, рассказывала о нем. Потом оторвала лепестки и бросила космею.

Наверно, дети будут знать строение цветка, но при этом им было продемонстрировано право распоряжаться в природе по своему усмотрению. Значительно педагогичнее было бы подвести детей к цветку, рассказать, как трудно ему расти у забора, показать в цветке живое, красивое, требующее защиты, и отойти, вызвав у детей удовлетворение, даже гордость, что никто цветка не только не сорвал, но даже не притронулся к нему.

Мы иногда удивляемся жестокости детей по отношению к животным, которая, к сожалению, нередко переходит в жестокость к людям. Но это не врожденная черта, а воспитанная и преимущественно в раннем возрасте. Жажда исследования свойственна ребенку, он познает мир и с одинаковым интересом вскрывает заводную игрушку и отрывает по одной ноге у паука-сенокосца*, приговаривая: “Коси, коси, ножка…” Потом вынутому из гнезда птенчику разрывает грудь ногтями, просто нет более подходящего инструмента, с единственной целью — посмотреть, как бьется сердце. Это факт, имевший место. И бывает же, что за сломанную дорогую игрушку взрослые наказывают ребенка, но сами же показывают ему забаву с отрыванием ног сенокосца, поскольку он ничего не стоит.

Это не значит, что нужно запрещать ребенку “исследовательскую” работу. “Нет, так не должно быть. Нельзя отгораживать детей от окружающего нас мира каменной стеной” — говорит В. А. Сухомлинский. Нужно только направить исследование в правильную сторону.

Бывает, в детском садике, переехавшем на дачу, детей вооружают сачками для ловли бабочек. Ребенок бегает за бабочкой, иногда ему удается ее поймать, оторвать крылышки, просто затискать пальцами. А что делать с пойманной бабочкой, никого, кроме ребенка, не интересует. Вот и готово запечатление: все живое, что летает в природе, можно ловить, а поймав, делать с ним что угодно. Попробуйте потом переучить ребенка
в школе, но уже не в период запечатлений, а несовершеннейшим из методов — убеждением, доказать ему, что этого делать нельзя.

Впрочем, и в школе метод изучения насекомых часто остается тем же: наловите сачком бабочек, стрекоз, шмелей, умертвите их в морилке, наколите на булавки. И это должен проделать каждый шестиклассник.

Но можно иначе. Внук принес гусеницу, спрашивает, кто это. А я и не знаю, первый раз вижу такую, с длинным белым пятном на спине. Гусеница уже стала утолщаться, должна закукливаться. Мы посадили ее в коробку, и на следующий день вместо нее на крышке висела куколка с золотыми пятнами: первое чудо, поразившее внука. Каждое утро он, проснувшись, осторожно поднимал крышку: висит! И вот однажды — восторг! Рядом с пустой шкуркой куколки сидела красивая живая бабочка с вырезными крыльями! Ее-то мы сразу определили по картинке в книге. Название было необыкновенное: углокрыльница С-белое, на исподе крыльев четкая, будто специально нарисованная латинская буква “С”. Логика событий требовала бабочку выпустить, что мы и сделали с некоторой даже торжественностью. А внук теперь все приглядывается к бабочкам: не его ли летает углокрыльница С-белое?

Большинство людей терпимо, даже ласково относится к одному из наших жуков — божьей коровке. Почему? Может быть потому, что в далеком детстве обязательно нужно было посадить осторожно пойманного жучка на ладонь и произносить нараспев общеизвестное, по-видимому, весьма древнее, глупейшее, но очень доброе заклинание: “Божья коровка, улети на небо, там твои дети в золотой карете!”, пока она не улетит. Это владимирский вариант, навечно оставшийся в памяти.

И можно привести множество примеров, когда несравненно более полезные животные не пользуются любовью у людей: таковы совы, летучие мыши, жабы…

Мать пишет в редакцию: “Все дети — как дети, играют в мячики, бегают около дома, а моего Сережу днем с огнем не найдешь. Приходит: “Мама, посмотри, какая лягушечка!” — и подает мне зеленую жабу… Как с ним быть?” Вот видите, мать беспокоится, а у сына все нормально, человеческое отношение к живому существу. Очевидно, ее научили в детстве не любить лягушек, вот она и живет, сохраняя детское убеждение, что лягушку в руки брать противно, или вредно, или опасно. А у сына первая встреча с лягушкой, видимо, была хорошей, доброй, некому было, по счастью, сказать ему, что лягушки ужасные и противные, что от них бородавки бывают, или какую-нибудь подобную чушь.

Мне всегда были приятны жабы, именно за их вид. Знаю, откуда это началось: в детстве меня поразила красота глаз пойманной мною жабы. Глаза у нее удивительной окраски! И вот через всю жизнь прошло нежное, я бы сказал, отношение к жабе. В. А. Сухомлинский использовал самых, на мой взгляд, несимпатичных лягушек — жерлянок для воспитания любви к природе у ребят… “Услышали в пруду лягушек-жерлянок — и уже чудесный подводный дворец и колокол из хрусталя чудится ребятам, хотя они знают, что это лягушки “умкают”. Я не хочу сказать, что все должны любить лягушек, я считаю только, что не должно их ненавидеть и глупо бояться”.

Наша комнатная дворняжка Тепка — очень ласковая собачка и любит маленьких детей, к каждому во дворе подойдет, виляя хвостом и подчиненно приседая, а то и ляжет кверху лапками. Реакция детей различна: либо к собаке тянутся и гладят ее, либо испуганно прячутся за маму. И это всегда точное отражение маминого взгляда на собак: либо никакого значения встрече с собакой не придается, оно привычное дело, либо всегда испуганное: “А она не укусит?” Словно виляющая хвостом собака способна укусить ребенка!

Столь частое: “Не подходи к собаке, она укусит!” — приводит к тому, что ребенок принимает в дополнение к образу собаки навязанный ему страх перед ней, запечатлевает ее не как друга, а как врага. А если к этому еще говорится, что гусеницы вредные, их нужно давить, голуби разносят заразу, их нужно убивать, от кошек бывают всякие болезни, а от жаб бородавки, то у ребенка складывается система боязни и ненависти к живому.

Дети спрашивают, показывая на пойманную гусеницу своей воспитательнице: “Она полезная или вредная?” Ответ “полезная” — гусеницу отпускают, “вредная” — равносильно смертному приговору: тут же насекомое казнят. Думаю, что ответ на подобный вопрос не всегда сможет дать и энтомолог — так относительно понятие вреда и пользы животных. Единственно разумный ответ: “Она живая”. А раз живая, нужно отпустить.

Когда мне как орнитологу задают вопрос, нужны ли в Москве сизые голуби и домовые воробьи, я уверенно отвечаю: “Нужны”. Нужны они в наибольшей степени самым-самым маленьким москвичам как первые в жизни и “ничейные” существа для определения отношения крошечного гражданина к живой природе. Кошки и собаки в меньшей мере создают это отношение, у них есть хозяин, который заступится, если обидеть животное, а у голубей и воробьев хозяина нет, они общественные, они как бы модель живых ресурсов страны, и забота о таких вот животных, например зимняя подкормка воробьев, — прекрасное средство воспитания любви к живой природе вообще, бережного отношения к ней. Конечно, последуют доводы разума: голуби разносят орнитозы. Но, во-первых, мы не предлагаем ребятам ловить, брать в руки голубя, а, во-вторых, опасность сильно преувеличена. Нужно сказать, что мы сами бездумно допустили ненормально высокую численность голубей. Нужно заниматься ее регулированием. Но беда, если папа учит трехлетнего сына, вооруженного палкой, не кормить, а бить разносящих “заразу” голубей, это я наблюдал на одной из людных площадей.

Не будем считать задачу воспитания у детей доброго и хозяйского отношения к природе сентиментальной или слишком далекой от практики. В наши дни особого внимания заслуживает воспитание молодежи в духе гуманного отношения к природе. Для самых маленьких граждан нашей страны это значит воспитание бескорыстной любви к живому.

| другие книги | содержание | вверх |