Eng |
«ЭКОЛОГИЧЕСКОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ» «КНИЖКА С КАРТИНКАМИ»: УЧИТ ЛИ ОНА ВИДЕТЬ ПРИРОДУ? Памяти Владимира Евгеньевича Флинта А. И. Олексенко,
Как–то мне, работая над книгой, довелось посетить Владимира Евгеньевича Флинта — по глубокому убеждению многих его коллег, не просто выдающегося зоолога, но прежде всего истинного натуралиста. Он показал мне недавно вышедшую детскую книгу с его рассказами о животных. Большой формат, кричаще–яркие иллюстрации. «Это тихий ужас! — сказал Владимир Евгеньевич, показывая эти рисунки. — И они (издатели, — А. О.) все ужасно довольны. А на мой взгляд, безобразие и все! Особенно для детей… Это делают люди, которые никогда не видели животных, просто никогда не видели и рисуют совершенно абстрактные вещи». Конечно, непосредственное общение с природой, впечатления от нее ничем заменить нельзя, но все это так или иначе опосредовано культурой, и ребенок видит в значительной мере то, на что ему указали, что помогли увидеть, помогли услышать. Помню, в детстве я, как и другие мальчишки, увлеченные книгами А. Н. Формозова, стремился найти в мелитопольском парке шишку, расклеванную дятлом, как на рисунке Александра Николаевича в его знаменитой книге «Спутник следопыта», и радовался, когда смог благодаря пластинке Бориса Николаевича Вепринцева определить, что пел в парке именно зяблик. Культура наследуется в виде образцов, и те образцы отношения к природе, которые на страницах своих любимых книг встречает дошкольник, на которых учится школьник, во многом влияют на формирование отношения к природе не только в детстве, но и в дальнейшем. Не случайно англичане включили в свою школьную программу знаменитую книгу Дж. Даррелла «Моя семья и звери», в которой он рассказывает о своем детстве. В Советском Союзе многие поколения формировались на книгах с рисунками В. А. Ватагина, Д. В. Горлова, А. Н. Комарова, А. Н. Формозова, великой книге «Лесная газета» Виталия Бианки с рисунками В. И. Курдова, на детских книжках, иллюстрированных (лучше сказать — созданных) Е. И. Чарушиным и Г. Е. Никольским. Этих имен сейчас, за редким исключением, не встретить в книгах, лежащих на прилавках. Почему же книги, толпящиеся сейчас на полках магазинов, могут поразить воображение, «разрекламировать» тот или иной экзотический вид, но редко затрагивают душу? Дело в том, что названные мной художники–анималисты учили видеть природу, сопереживать ей. Учили ненавязчиво — просто делились тем редким даром, которым обладали сами. Они были буквально захвачены природой, хорошо знали ее «изнутри» (многие были по исходному образованию зоологами), любили ее и сопереживали ей. Они обладали даром видения, причем это видение могли передать другим в своих работах. Ведь рисунок — это не только результат, но в определенной мере и сам процесс этого видения, постижения природы, зверя, птицы. Именно этот процесс стал входить в книжную графику в виде, например, наброска, наиболее непосредственно передающего соприкосновение с природой. Не случайно именно наброски Сетона–Томпсона на полях его книг оказали серьезное влияние на книжную графику, ведь в них чрезвычайно лаконично отмечено автором самое важное. Это, с одной стороны, итог его глубокого знания природы, с другой же стороны, дана возможность зрителю самому домыслить то, что увидел художник (и писатель, и натуралист — в одном лице), как бы вместе с ним открыть для себя то, чего еще не видел сам. Интересно, что именно эту задачу поставил перед собой, например, и Джонатан Кингдон, автор многотомного «Атласа эволюции млекопитающих Восточной Африки». Свой труд он проиллюстрировал собственными живыми набросками: облик зверей на них иногда передан детально, а во многих случаях лишь намечен легкими линиями зарисовок с натуры. По мысли автора атласа, сделанные так наброски помогают включить читателя в процесс воплощения облика того или иного вида млекопитающих. Атлас Кингдона, выдержавший уже два издания, в 1999 г. был признан журналом «American Scientist» одной из 100 книг, сформировавших представление о науке в ХХ в. Какой же опыт видения передают те, кто сейчас в большинстве случаев иллюстрирует книги о животных? Попробуем кратко проанализировать особенности современной практики подготовки книжной иллюстрации в этой области. Несколько огрубленно процесс подготовки «книжки с картинками» о природе в современном издательстве можно представить следующим образом: художественный редактор в соответствии с тематикой книги заказывает художнику рисунки животных. Не беда, если художник никогда не видел их «живьем», ведь можно найти яркие, эффектные фотографии (их сейчас в Интернете в соответствующих коллекциях фотоизображений хоть отбавляй) и тщательно срисовать их по отдельности или совмещая тем или иным способом. Такой подход вполне устраивает большинство редакторов и художников, ведь собственный взгляд на природу, творческий поиск не востребованы рынком, главное, чтобы было «красиво». Проанализируем эту ситуацию. Сама фотография, даже самая искусная, по своей природе всегда в той или иной мере случайна. Художник, знающий животное, как бы сгущает в его изображении самое главное, передавая его облик, его суть, а фотография выхватывает лишь какой–то миг. Вадим Горбатов, один из наиболее опытных и искусных современных художников–анималистов, так объясняет эту специфику: «Я через все это прошел, очень много про это думал. Ватагин в своих воспоминаниях писал, что это вещь страшно затягивающая, очень вредная во многих отношениях, особенно для тех, кто животное не знает. И в конце концов утомительная, потому что ты копаешься в этих пачках фотографий, что–то постоянно хочешь подсмотреть, уточнить… Недавно один сокольник из Германии показывал мне свои работы с соколами, ястребами. Я вижу, что нарисовано с фотографии. Объясняю ему, что фотографией может пользоваться тот, кто прекрасно рисует и без нее. Для того, кто уже перелопатил сотни своих собственных набросков, это дополнительная помощь, информация… Для чего вообще наброски? Чтобы знать, чтобы изучить, потому что когда ты смотришь на фото, то видишь лишь случайную ситуацию, даже на самой лучшей фотографии... А человек, во–первых, смотрит объемно, двумя глазами (стереоскопично), во–вторых, в движении, нащупывая глазами птицу, человека — кого угодно. И он понимает, что птица пошевелилась, и перья уже легли совсем по–другому, движется все. Разные моменты надо постепенно изучать. Вот возьми того же сокола. Он может быть совершенно спокойный, как шар, весь такой мягкий, пушистый, как сова с маленьким клювиком. А может быть такой весь напряженный: весь вытянется, весь такой налитой. А на любой фотографии все это передано абсолютно случайно. Фотография — это документ, но в то же время такой документ, который вводит в заблуждение. А человек не знающий (потому что фотографию еще нужно суметь как бы дешифрировать) может сделать только ее абсолютную копию. Он может только повторить... Сотни сейчас таких процветающих художников на Западе, которые имеют большущие деньги… Ну, это рынок. Но только чуть такой художник отойдет от фотографии, и его ждет неудача. Лучшие из таких художников способны лишь комбинировать изображения…» Итак, использование фотографии художником — это некий соблазн, который может увести от натуры, но если художник опытен, хорошо знает животное, фотография или видеосъемка могут ему помочь. Однако собственных живых наблюдений и опыта рисования с натуры они никогда не заменят. Таким образом, современная практика подготовки иллюстрации для книги, посвященной природе, в том виде, как это было описано выше, по сути, в два этапа обрубает саму возможность для того, кто будет ее рассматривать, приобщиться к чужому опыту видения живой природы. Конечно, тот или иной рисунок может быть весьма эффектным, красочным, но живой вести о природе, живого чувства к ней он не передаст. По сути, происходит подмена, и на этих подменах выросло уже не одно поколение детей. Но дело не только в рынке и его диктате. Дело еще и в том, что в значительной мере не сформировано представление о классике российской (и не только российской) натуралистической традиции. Что же самое главное, в чем ядро этой самой традиции? Как она формирует видение, на что направляет? Об этом уже было сказано выше. Самое же главное, что это искусство определяет весь образ жизни художника, тесно связанный с природой. Рамки статьи не позволяют коснуться этого более подробно. Быть может, лучше всего привести одно из свидетельств о собственном опыте художника и зоолога Вадима Моисеевича Смирина. Вот как он сам в своей книге «Звери в природе» описывал открывшееся ему понимание принципиальной разницы между фотографированием и рисованием–общением со зверем: «Сайгак — первый зверь, которого я рисовал в природе целенаправленно, а не случайно и путано. […] Тогда я и понял по–настоящему разницу между рисованием и фотографированием животных. Человек с фотоаппаратом — тот же охотник; хотя он зверя и не убивает, все его поведение и последовательность действий аналогичны действиям охотника, а удачный снимок — его трофей. Работа его состоит из серии «выстрелов», каждый из которых нужно должным образом подготовить. Рисование — это не серия кадров, это длительный непрерывный процесс, когда человек должен прожить вместе со зверем какой–то отрезок жизни, измеряется ли он минутами или днями, месяцами. Несмотря на то что тут тоже делаются отдельные наброски, отдельные листы, каждый из них требует длительных наблюдений, а вся работа идет в течение дня непрерывно. В конце концов наступает момент, когда начинаешь чувствовать себя не наблюдателем, а участником этой жизни. Вот это ощущение я всегда воспринимал как какую–то вершину жизни, оно для меня и сейчас составляет ее наивысшую радость. И первыми мне подарили эту радость сайгаки на песчаных равнинах Приаральских Каракумов». Таким образом, сделанная серия набросков — это и итог, и сам процесс общения со зверем, и тот, кому посчастливится их увидеть, сможет в некоторой степени тоже вступить в это общение. Для Вадима Моисеевича все звери, от полевки до моржа и африканского слона, были прекрасны. Казалось бы, сказанное не касается непосредственно практики педагога, но без понимания исходной проблемы воспитания видения, культура которого в значительной степени сейчас утрачена, педагогу трудно сделать следующий шаг — найти, роясь в библиотеках, Интернете, удачных книгах, то, на чем следует учить детей. В этой небольшой статье я не случайно привел немало фрагментов из бесед с теми, кто, основываясь на собственном опыте, знает лучше многих, в чем ценность уникальной традиции. В довершение приведу еще одну из мыслей Владимира Евгеньевича Флинта, недавно, в 2004 г., ушедшего от нас: «У всех натуралистов центральная тема — это любовь к животному... Для нас само по себе животное — это был целый мир. То, чего особенно сейчас подавляющее число зоологов не понимает. Для них важнее определить цифры, которые показывают давление крови, или в ген забраться, а самого животного они не видят. А вот нас тянуло просто близость ощутить с животным… Например, на мой взгляд, человек может сказать, что он этот вид птицы знает, только после того как найдет гнездо. Если я гнезда не видал, значит, и птицу эту еще совсем не знаю. Я могу ее нарисовать, могу описать и все прочее, но психологию, душу ее я не знаю. А вот когда найдешь гнездо птичье, увидишь поведение ее около гнезда, само гнездо, его устройство и размещение — ты знаешь душу птицы… Я думаю, что Вадик (В. М. Смирин, — А. О.) тоже так же думал, глядя на животное и пытаясь его запечатлеть». Советуем прочитать: Ватагин В. А. Воспоминания. Записки анималиста. Статьи. М., 1980. Автор выражает признательность А. М. Белашову, В. А. Горбатову, А .Б. Керимову, Н. А. Формозову, В. С. Шишкину, беседы с которыми помогли подготовить материал для этой публикации. Работа поддержана фондом МакАртуров, проект №02–73153–000–GSS. << | содержание | вверх | >> | |||||
© 2000-2024 гг. Центр охраны дикой природы. Все права защищены |