| другие книги | содержание |

Город и природа

ПТИЦЫ БОЛЬШОГО ГОРОДА

Два важнейших фактора действуют в наше время на фауну птиц: отравление мест их обитания пестицидами во имя защиты растений и урбанизация. Действие первого фактора проявляется на огромных пространствах, практически по всей планете. Развитие градостроительства локально, но зато производит кардинальные изменения в фауне. И совсем плохо бывает, если оба фактора действуют совместно, то есть если в городе еще применяются ядохимикаты для защиты зеленых насаждений от вредителей.

Птицы — очень чувствительный, а главное, весьма заметный индикатор изменений, происходящих в биогеоценозе под влиянием тех или иных причин. Причем изменение численности или смена поведения птиц может быть ответом не на само воздействие, а на те изменения в биоценозе, которые происходят под его влиянием. Вот пример такого нарушения биоценозов, вызвавшего перестройку взаимосвязей между многими его компонентами. Относительно недавно в Подмосковье необычайно возросла численность зеленых дятлов. Громкий крик этих птиц стал слышен в лесах летом, и очевидно, каждый бывавший в лесу москвич обращал внимание на разгромленные этими птицами муравейники. А раньше зеленые дятлы были в Подмосковье очень редки, за сто лет найдено и описано два гнезда этой птицы. Начиная с конца 1960-х годов они стали встречаться все чаще. Отмечалось до двух гнездящихся пар на километр маршрута.
К середине 1970-х годов зеленые дятлы вышли на второе место по численности после еще более многочисленных больших пестрых дятлов.

Зеленый дятел вместе с вертишейкой — самые специализированные мирмекофаги — потребители муравьев среди наших птиц. Зеленый дятел предпочитает кормиться рыжими лесными муравьями.

Необычному скачку численности зеленых дятлов предшествовало резкое возрастание в Подмосковье числа муравейников *. Причина этого явления — улучшение условий питания муравьев. Их белковая пища — насекомые, и в этом состоит польза муравьев. Углеводы же они получают из сахара экскрементов тлей. Тли и есть первое звено гипертрофированных пищевых связей, которые мы рассматриваем. Теперь уже известно, что регулярное применение средств защиты растений вызывает увеличение численности сосущих растительноядных беспозвоночных: тлей, паутинных клещиков, так как их естественные враги погибают. Популяции же тлей при их способности давать до 16 генераций за сезон мало чувствительны к ядам.

Обилие тлей в наших лесах вызвало и другие перестройки трофических связей в биоценозе. Тли стали главной пищей птенцов больших пестрых дятлов. Птицы собирают этот корм, пропуская сквозь клюв побеги и листья деревьев, и соскабливают с них тлей. Такой способ “механизированного сбора” корма доступен только птице с очень прочным и достаточно длинным клювом, не удивительно, что именно дятлы применили этот способ. Пищевой комок из тлей, приносимый в таких случаях птенцам, бывает размером с орех и прикреплен сбоку клюва. Дятел кормит подросших птенцов, повернув голову набок. Численность больших пестрых дятлов в последние годы тоже очень сильно возросла, и возможно, очень сильно потому, что появился новый массовый корм — тли. Однако в холодное дождливое лето дятлы оказываются в бедственном положении, так как тли в такое время не размножаются. В такие годы дятлы становятся хищниками, разоряют гнезда мелких птиц, особенно дуплогнездников, убивают и поедают птенцов*. За 20 лет в Подмосковье было три таких холодных, бедственных для птиц лета. Хищничество дятлов отмечается с начала 1960-х годов. В Западной Европе оно было известно еще и в предвоенные годы.

Обилие тлей вызывает периодические вспышки численности их важнейших потребителей среди насекомых — жуков “божьих коровок”. Особенно они заметны в городах, куда залетают эти жуки: они появляются на тротуарах и в квартирах. Массовые скопления божьих коровок отмечали в Москве летом 1973 года. Как ни странно, этих жуков начали использовать в корм птицы, хотя раньше они считались для них ядовитыми. Мухоловки-пеструшки охотно носили птенцам личинок коровок, хотя до тех пор они в рационе не отмечались!

Город коренным образом изменяет условия существования населяющих его птиц и зверей. Здесь не только формируются особые “городские” черты поведения, особые условия существования отражаются на стереотипных его чертах. Пример — городская раса черных дроздов, которые сначала освоили города Западной Европы, а затем и некоторые наши города близ западной границы СССР. У птиц, поселившихся в городе, может измениться привычная пища, типичные места гнездования, особенности гнездостроения, даже сезонное поведение — перелетные птицы могут стать оседлыми.

В большом городе многообразны биотопы, пригодные для жизни экологически очень разных птиц. Пионером в районе новостроек, как правило, бывает каменка, но как только дома построены, убраны кучи мусора, она переходит гнездиться на другие площадки. На смену приходят коноплянки, способные гнездиться на маленьких деревцах и в живых изгородях, а через десяток лет появляются и лесные виды. В Москве в посадках довольно много лиственницы, с которой наши лесные птицы довольно мало знакомы. Тем не менее она стала излюбленным гнездовым деревом зеленушек и коноплянок. Например,
в Бабушкине коноплянки заселили каждое пятое дерево из посаженных вдоль Ярославского шоссе.

Гнездостроительные инстинкты птиц весьма консервативны, но город и в этом оказывает влияние на их привычки. Коноплянки, гнездящиеся в природе, выстилают лоток гнезда растительным пухом и шерстью млекопитающих, в городе же это — вата, нитки, веревочки. А в одном гнезде, находившемся под окнами парикмахерской, вся выстилка состояла из человеческих волос!

Мухоловки-пеструшки строят основание гнезда из листочков осины или березы. Но осины в Москве почти нет, а береза обычна только в районах новостроек. Пеструшки, загнездившиеся в синичниках на центральных бульварах города, вышли из положения так: основания своих гнезд они складывают из оберточной бумаги, трамвайных и автобусных билетов.

В 1970-е годы в Москве на гнездовании стало очень много грачей. Правда, грачевники отодвинулись от центра далеко к периферии города*. Еще в 1947 году небольшие колонии были в самом центре: во дворе старого здания библиотеки имени В. И. Ленина, в переулке Собинова, на улице Алексея Толстого. Грачи ушли из центра не потому, что ухудшились места гнездования, а потому, что далеко от центра отодвинулись места кормежки: поля, луга, пустыри. В 1970-е годы самый близкий к центру города грачевник находился на Ленинских горах. Кормовая база грачей этой колонии — пустыри в двух километрах южнее. Грачи, подобно воронам, научились посещать мусорные баки во дворах, по утрам они собирают корм и на улицах. Частым и, по-видимому, излюбленным кормом для птенцов бывает бумага от мороженого.

Еще стремительнее, чем у грачей, проходил процесс образования зимующей популяции московских городских скворцов. В 1958 году зимовка в Сокольниках семи скворцов вызвала сенсацию. Птицы привыкли к кормушке возле одной из школ. Зиму 1960/61 годов четыре скворца провели на Потылихе. Эти случаи казались столь необычными, что о них писали в газетах. Однако, чем далее, тем чаще стали встречать в Москве зимующих скворцов. В 1969 году в Останкине зимовала уже стайка из полутора-двух десятков птиц, а к середине 1970-х годов зимовки их здесь стали совсем обычными*. Зимой 1973 года огромная, многосотенная стая скворцов избрала местом своего ночлега голубые ели в Кремле, создающие, очевидно, надежное укрытие. Вечерами, собираясь на ночлег, многие скворцы даже пели и совсем не производили впечатления голодных или замерзающих.

Дважды за пятнадцать лет отмечали в городе филинов. Они, видимо, залетали сюда охотиться на вороньих ночлегах. Прилетают и ушастые совы. Одна из них, зимовавшая в Ботаническом саду МГУ, приспособилась охотиться на воробьев, ночующих на здании биологического факультета. Сова летала вдоль карнизов, а заметив воробья, останавливалась в воздухе почти вертикально и лапой доставала его из углубления.

В Западной Европе известен процесс естественного вселения в города таких птиц, как голубь-вяхирь, сойка. Сойки в Москве часто встречаются на окраинах, зато горожанкой становится сорока, хотя ранее ее причисляли к группе крайних “урбофобов” — не городских птиц. Иногда гнездятся и вяхири, пока еще только в крупных лесных массивах по периферии города.

Фауна городов, и Москвы в том числе, развивается и изменяется стихийно, мы не в состоянии даже последовательно фиксировать все происходящие изменения. Сейчас мало уделяют внимания привлечению птиц в парки города, развеске искусственных гнездовий, а были годы, когда школьники изготовляли и развешивали в День птиц до 10 тысяч искусственных гнездовий.

Зато на окраинах Москвы в районах новостроек появилось много скворечников, но ведь привлекают они только скворцов. И действительно, этих птиц стало в Москве великое множество: они охотно заселяют скворечники на балконах многоэтажных домов*.

А привлечение мелких птиц в город нами почти забыто. Только больших синиц стало очень много, и это, без сомнения, — результат зимней подкормки, которую ведут любители птиц. Некоторое число их остается и на гнездование в парках и лесопарках*.

Горожанину нужна природа — и тем больше, чем в более городских условиях он живет. Современный город мы представляем себе прежде всего как город зеленый. Но зеленые массивы города не должны оставаться только комбинацией деревьев, газонов и дорожек, нужны живые естественные сообщества: дикие, пусть самые простые цветы на газонах, бабочки и пчелы на них и, конечно, птицы, поющие, радующие глаз и надежно регулирующие численность нежелательных насекомых.

1975

| другие книги | содержание | вверх |