|
| Eng |
«РАЦИОНАЛЬНОЕ ПРИРОДОПОЛЬЗОВАНИЕ» КАК ИЗУЧЕНИЕ ИСТОРИИ РЫБОЛОВСТВА МОЖЕТ ПОМОЧЬ УЛУЧШЕНИЮ ЕГО МЕНЕДЖМЕНТА Д. Л. Лайус, канд. биол. наук, Люди ловили рыбу в течение тысячелетий. Но лишь в последние 100—150 лет стали собираться статистические данные о том, где, сколько и какой рыбы вылавливается. Организация сбора таких данных в мировом масштабе дала бы возможность судить о том, какое влияние на популяции рыб оказывает современный человек. Каково же было влияние промысла на морские экосистемы во все предыдущие столетия и тысячелетия, остается практически неизвестным, хотя знания эти имеют огромное значение для организации эффективного природопользования. Каким же образом рыболовство влияет на популяции и экосистемы? Промысел приводит к серьезным изменениям во всей экосистеме, даже если вид выловлен не полностью, а частично, поскольку место выловленных видов, их экологическую нишу занимают виды–конкуренты. Поэтому последствия перелова не ограничиваются теми несколькими годами, пока рыба растет и созревает, а могут быть очень и очень длительными. Обычно промысел сначала направлен на наиболее крупные и ценные в коммерческом отношении виды, такие как треска, груперы, тунцы. Эти виды рыб являются хищниками и занимают самые верхние уровни трофической цепи. Когда же их запасы сокращаются, промысел все больше концентрируется на мелких, менее ценных видах, занимающих более низкие уровни в трофических цепях — сардине, мойве, кильке. Говорят, что промысел «спускается по трофическим уровням». Важно также отметить, что длительное и интенсивное рыболовство приводит не только к снижению численности популяций рыб, но и к изменению их генетической структуры. Обычно рыбаки предпочитают вылавливать крупных рыб, поэтому в популяции получают преимущество генотипы особей, которые могут быстро созреть и оставить потомство. А поскольку, как правило, чем быстрее рыба созревает, тем она более мелкая, то промысел часто приводит к измельчанию популяций. И опять–таки последствия такого промысла будут сказываться очень и очень долго. Что нужно знать для того, чтобы рыболовство стало более эффективным и имело как можно меньше негативных экологических последствий? Во–первых, необходимо оценить, какое количество особей интересующего нас вида рыб может жить в данном водоеме или районе океана при данных условиях без вмешательства человека — такой показатель называется экологической емкостью среды. Только в том случае, если численность популяции соответствует максимуму возможной численности, допустим максимальный вылов. Во–вторых, надо знать, какие факторы и каким образом влияют на численность популяций. Причем каждый из факторов желательно оценивать отдельно. Однако получить эту информацию очень трудно, поскольку на протяжении последнего столетия, для которого имеются данные рыболовной статистики, популяции промысловых рыб уже находились под достаточно сильным антропогенным прессом. Поэтому оценка экологической емкости среды оказывается заниженной. А оценка влияния отдельных факторов сильно усложнена, так как на популяции одновременно действуют и антропогенные, и естественные факторы. К антропогенным кроме промысла относятся химические загрязнения водоемов, влияние видов–интродуцентов, глобальные изменения климата, спровоцированные деятельностью человека, механические разрушения местообитаний, а к естественным — естественные климатические изменения и связанные с ними колебания солености, уровня водоемов и др. Все эти факторы компенсируют или усиливают друг друга, и в конечном счете получается задача со слишком большим количеством неизвестных, что делает ее решение весьма приблизительным. Таким образом, для эффективной организации промысла желательна дополнительная информация. Исторические данные разного рода уже давно и довольно активно используются биологами. При этом ученые обычно оперируют короткими рядами данных, полученных из рыбопромысловой статистики, а для сравнения приводят поражающие воображение «исторические» свидетельства об огромных уловах, которым посчастливилось попасть в биологическую литературу, минуя критический взгляд историков. Так, некоторые фантастические цифры уловов в России, приведенные в записках иностранных путешественников XVII в., без всякого анализа кочуют из статьи в статью и из книги в книгу. «Гарантией» надежности служит просто то, что они уже долго «варятся» в научной литературе и обросли разнообразными интерпретациями. Необходимость достоверных исторических данных очевидна. Чтобы на основании исторических записей можно было судить о численности популяций промысловых животных, необходимо, чтобы они представляли собой достаточно длинные ряды, причем данные внутри этих рядов должны быть сравнимы, т. е. нужна уверенность в том, что эти записи отражают результаты промысла, проводившегося одними и теми же методами в одном и том же районе. Чтобы получить такие ряды сравнимых данных, нужны длительные и трудоемкие поиски в архивах и хорошее знание исторического контекста изучаемой эпохи, так как подчас падение уловов вызывалось отнюдь не биологическими, а социальными причинами, такими, как войны, падение цен на рыбу и прочее. Естественно, использование исторических методов часто встречает скептицизм среди биологов, так как далеко не все способны всерьез воспринимать выводы о колебаниях численности трески, связанные с изменением климата в XVIII в., основанные на записях о том, что некий Василий Собачихин, ловя рыбу на Соловецкий монастырь, «явил в улове» столько–то рыб. Тем не менее, когда данных много и из них удается выстроить достаточно длинные ряды, к ним можно применять привычные для биологов статистические методы. К счастью, изредка удается найти независимые данные для одного и того же года, для одного и того же района, и эти данные довольно хорошо совпадают. Это убеждает в достоверности получаемых результатов. Ярким примером использования исторических методов для достижения биологических целей служат исследования промысла трески на северо–востоке США, которые проводит группа американских биологов и историков под руководством Эндрю Розенберга. Треска в морях Северного полушария — один из наиболее важных промысловых видов рыб. Ее промышляли на протяжении веков, но особенно интенсивно — в последние 50 лет. Нерациональное планирование рыболовства привело к перелову. Поэтому в настоящее время государства Северной Атлантики прикладывают много усилий для восстановления запасов трески. Исследователи изучили огромное количество документов XIX в., главным образом бортовых журналов судов, промышлявших треску в районе продуктивных банок недалеко от Ньюфаундленда. Были тщательно изучены бортовые журналы 326 местных судов и доступная информация о 1313 судах из других районов США и других стран, участвовавших в этом промысле. Особенно полные данные были получены для периода с 1852 по 1859 г. Было выяснено, сколько и где трески поймано, сколько времени суда занимались ловом, а также какие орудия были использованы (в то время треску ловили в основном на удочку или ярусами). Это позволило оценить общий ежегодный вылов трески. Зная его, ученые определили, сколько всего трески было в этом районе. И это число оказалось примерно в 25 раз больше, чем в настоящее время! Интересно, что популяция убывала буквально на глазах. За период с 1852 по 1859 г. уловы на крючок за день снизились более чем в 2 раза! В середине XIX в. 43 шхуны из Беверли, штат Массачусетс (что составляло меньше 20% всего американского северо–атлантического рыболовного флота), на которых было в общей сложности всего 1200 крючков, вылавливали ежегодно около 7800 т трески на шельфе Новой Шотландии. Для сравнения: в 1999 г. весь канадский рыболовный флот выловил на 600 т меньше трески с более обширной акватории! До сих пор при обсуждении стратегии промысла трески за эталон принимался размер ее популяции в самом начале 1980–х годов, когда наблюдался максимум ее численности за весь период, начиная с 1960–х годов и до настоящего времени. После проведения исторических исследований оказалось, что размер популяции в этот период максимальной численности был примерно в 4 раза меньше, чем размер популяции в середине XIX в.! Такой вывод заставляет серьезно пересмотреть представления о емкости среды в отношении этого ценного промыслового вида и совсем иначе выстраивать стратегию его восстановления. Кроме снижения общей биомассы популяций уменьшились и средние размеры рыб. Как показали археологические и исторические данные, за последнюю тысячу лет в районе северо–восточного побережья Америки средняя длина трески сократилась со 100 до 30 см. А ведь это означает снижение массы тела примерно в 30—40 раз! И треска — далеко не единственный пример такого рода. Как выяснили историки из группы датского историка Пола Холма, в XIX в. в Северном море важное промысловое значение имела морская щука, или мольва. Ее вылавливали в очень больших количествах, и она высоко ценилась на рынке. Этот вид существует в Северном море и сейчас и даже иногда попадается рыбакам. Но ее численность не идет ни в какое сравнение с тем, что было 100—200 лет тому назад. Морская щука полностью потеряла свое промысловое значение, она больше не учитывается при составлении промысловых прогнозов. Так как до этих исследований не было известно, что ее было так много всего лишь 100 лет назад, то при обсуждении стратегий менеджмента экосистемы Северного моря этот вид не принимался во внимание. Хорошо известны работы по глубоким изменениям в экосистемах Карибского моря, проводящиеся уже более десяти лет под руководством американского биолога Джереми Джексона. По историческим описаниям, суда на мелководьях Карибского моря с трудом проплывали из–за огромного количества черепах — тех самых, из которых готовили знаменитый черепаховый суп. Работы в испанских архивах, где хранятся документы, фиксирующие количество добытых черепах, дали возможность ученым подсчитать, что количество черепах, пасшихся на зарослях морской травы мелководий Карибского моря в XVII—XVIII вв., было примерно на два порядка выше, чем в настоящее время. Но уже к XVIII в. промысел стал заметно сказываться на численности этих замечательных, но совершенно беззащитных перед человеком созданий. Той морской травой, которая стала оставаться не съеденной черепахами, стали питаться морские ежи, которые размножились в большом количестве, изменив экосистему самым разительным образом. И опять–таки и до исторических исследований было известно, что черепах было больше, чем сейчас, и на этом базировались мероприятия по восстановлению их численности, но все же никто не представлял, насколько же их было больше! Эти и некоторые другие примеры позволяют сделать важный вывод. В ряде случаев популяции длительное время подвергались значительной эксплуатации, и соответственно их численность снижалась задолго до того, как появились статистические данные. А именно на них обычно полагаются, когда пытаются моделировать «естественное» состояние популяций и то, к чему следует стремиться при разработке стратегии эффективного промысла. На самом же деле, как показало изучение исторических документов, до появления человека экосистемы выглядели совершенно по–другому. А это требует и других решений по их восстановлению. Работы по истории промысла семги позволили яснее понять, какие факторы влияют на популяции этого вида. В XVII—XVIII вв. еще не было целлюлозно–бумажных и химических заводов, гидроэлектростанций и еще только–только начинала развиваться лесная промышленность с лесосплавом. И промысел, о чем говорилось выше, также не очень значительно влиял на численность популяций семги. Поэтому данные о том, что численность популяций возрастала в более теплые периоды и снижалась в более холодные, говорят именно о влиянии температуры, а не каких–либо других факторов. Вместе с тем, эти результаты могут помочь при прогнозировании динамики численности и разработке стратегии охраны семги. Все примеры, приведенные в этой статье, основаны на исследованиях, выполненных в рамках международной программы «История популяций морских животных» (HMAP, http//www.hmapcoml.org). Программа работает уже пять лет и направлена на изучение прошлого обитателей океанов и истории взаимоотношений человечества с морской средой. Более 70 исследователей работают в 13 региональных проектах, изучающих прошлое состояние жизни в различных морях — от Карибского залива и прибрежных вод Австралии до Балтики и Белого и Баренцева морей, истории которых посвящен наш проект (руководитель Даниил Александров). Масштабность программы очень важна, поскольку крупная программа создает хорошие возможности для общения и обмена мнениями и опытом биологам и историкам, что в конечном счете позволяет им находить общий язык и вырабатывать общие подходы. А это значит, что взаимодействие биологов и историков может и дальше приводить к важным и интересным результатам, имеющим значение для организации эффективного природопользования. Для тех, кто хочет знать больше:
С авторами статьи Дмитрием и Юлией Лайус можно связаться по электронной почте: jlajus@eu.spb.ru << | содержание | вверх | >> | |  
|
| 
