| архив | содержание |

| загрузить номер (PDF-файл; 1.4 Mb) |

«Люди в истории заповедников»

ПУТЕШЕСТВИЕ К ЧЕРЕПАХАМ

Ирина Маслова

Статья была опубликована в журнале «Владивосток авиа» (№ 1, 2002). Печатается с сокращениями.

Мы решили поделиться с вами своими летними экспедиционными впечатлениями. Надеемся, что они не оставят вас равнодушными и приумножат гордость за такое разное и такое прекрасное Приморье. Канары — это хорошо! Курорты Анталии — это здорово! Но зеленые просторы Ханки, синие хребты Сихотэ–Алиня, золотые бухты и пляжи Хасана — это разве слабо?

Я собиралась в экспедиции на озеро Ханку на все лето, устроившись на работу в заповедник «Ханкайский». Нам предстояло необыкновенное путешествие к необыкновенным обитателям заповедника — дальневосточным черепахам. Эти рептилии являются единственным краснокнижным видом среди пресмыкающихся Приморского края. Благодаря поддержке WWF, я и мой коллега из Хабаровска вплотную приступили к изучению данного вида. Базой моих исследований было избран остров Сосновый в западной части озера, на котором черепахи живут достаточно вольготно, так как он относится к заповеднику. Хотя остров невелик в размерах (около 1 км в длину и 500—600 м в ширину), но любим черепахами за удобные нерестовые места в виде великолепных песчаных кос.

Когда долго живешь среди лесов и привыкаешь к сопкам, безбрежному морю тайги, первая встреча с окрестностями озера Ханка шокирует абсолютно нетипичным для Приморья пейзажем. Широкие просторы полей и лугов, золото песчаных кос, зеленый ковер тростниковых зарослей и шумное птичье царство над водной гладью.

Это озеро входит в число наиболее крупных пресноводных водоемов Азии. Около 340 видов птиц здесь гнездится, встречается на пролете, кормится рыбой, которой в озере — изобилие. С весны до осени шумит, переливается по озеру птичий калейдоскоп. Огромными белоснежными цветами стоят в тростниках красавицы цапли. Покачивая змееподобными шеями, сушат взброшенные веером крылья антрацитовые бакланы. Бродят по болтам изящные, как статуэтки, японские журавли. Изумрудами сверкают на солнце проворные зимородки. Весной на пролете тысячные стаи уток и гусей сплошным серо–коричневым ковром покрывают плавни и озера.

Под водой кипит своя жизнь. Несмотря на мало разумное и разорительное рыбоводство, здесь зарегистрировано в настоящее время 74 вида рыб, что составляет четвертую часть от всех видов пресноводных рыб, обитающих в России. Официально отмечено, что еще несколько лет назад на озере была выловлена калуга весом в 600 кг. А в старые времена было не в диковинку поймать рыбину весом и до тонны! В этом бескрайнем «пресноводном море» бродят по дну крабы величиной с мужскую ладонь. Поражает размерами гиганская кристария (двустворчатый моллюск). Ее створки достигают в длину 30 см! В толще воды суетливо мечутся пресноводные креветки.

Но вернемся к нашей экспедиции. Черепашьи пляжи располагались на северном берегу остова, поэтому место для лагеря было выбрано на южном (не хотелось тревожить животных понапрасну). Настойчивый, трудолюбивый ветер создал на голых песчаных берегах выставки абстрактных скульптур из отмытых и обкатанных водой белесых коряг. Выше, на сухих участках острова темнели куртины остролодочника, играя всеми оттенками фиалкового цвета — от нежно–сиреневого до темно–фиолетового. Непривычно белые маки подмигивали желтыми сердечками. С восточной части остова, из–за зарослей ивняка доносился неумолкаемый шум птичьего базара, который мой сын Вова упорно называл птичьим рынком. В глубине острова за строем тростников, осоки и рогоза синело крошечное внутреннее озеро, по которому кружила, обеспокоенная появлением лодки, утка чомга с двумя птенцами на спине. Над ханкайской водой стрекозами зависали крачки, высматривая корм вечно голодному потомству. Из воды в самый неожиданный момент и в самых неожиданных местах вылетали бакланы, временами пугая нас до прединфарктного состояния.

Следующим утром, оставив семейство на лагерные хлопоты, я пробралась на северный участок острова, вооруженная биноклем и фотоаппаратом. Самомнение утверждало, что мне удастся не только провести черепашьи учеты, но и получить хороший снимок черепахи и без «телевика». Подражая ирокезам, я прыжками передвигалась среди зарослей ив, всматриваясь в ближайшую песчаную косу.

Чуть–чуть отступления, чтобы пояснить аномалии в моем поведении. Вовсе не о наших черепахах пишут «медлительный как черепаха». «Свирепый, как черепаха» — вот это про нашу! Ловкий быстрый хищник, бесстрашно бросающийся на человека, когда запутается в рыболовных сетях или попадет в вентерь, погнавшись за рыбой. То, что у нее нет зубов, не может утешить, так как челюсти работают наподобие автомобильных тисков и разжать их невозможно даже ножом, а длинные мощные когти на передних и задних конечностях оставляют глубокие незаживающие раны. Такие жуткие «орудия убийства» предназначены не для членовредительства человека, а для успешной охоты и питания. Из крепких челюстей рыба уже не вырвется. А кинжалоподобными когтями черепаха раздирает добычу перед тем, как проглотить ее. Эта рептилия обладает острым зрением и, отдыхая на прибрежном песке, замечает людей за сотни метров. После чего она моментально скрывается в воде. Поэтому мои меры предосторожности были вполне оправданы.

Выяснилось, что у черепах нервная система ну очень слабая в отношении любых движений, производимых любыми объектами. Они пугались даже своих сородичей, излишне резко и неожиданно выбирающихся на берег. Но чаще выход на сушу сопровождался довольно длительной подготовкой. Черепаха некоторое время плавала вдоль берега, разглядывая место будущего отдыха, ненадолго устраивалась на мелководье и только потом выползала на берег. Слово «выползала» неточно передает красоту ее движения. Гладкий берег создавал иллюзию перетекания черепахи из одной среды в другую. Не было неуклюжих, судорожных движений, которые следовало бы ожидать от такой рептилии. Во время продвижения черепаха вытягивала свою длинную шею параллельно берегу, а останавливаясь, принимала «позу утки», высоко поднимая голову и зорко оглядывая окрестности. Забавно, но при спугивании черепаха неслась в озеро лихо вскидывая лапы, абсолютно теряя все изящество.

Фотографироваться черепахи категорически не хотели. Самая любезная черепаха подпустила меня почти на тридцать метров, что при отсутствии телевика позволило получить снимок какого–то мутанта. Черепаха как раз приняла «позу утки», и все знакомые, разглядывающие фотографию, задавали один и тот же вопрос: что это за чудная птичка на берегу? Ежедневные бесплодные походы по косам с фотоаппаратом наперевес доводили меня до исступления. Пару раз, когда я, расслабившись, возвращалась в лагерь, что–то бормоча себе под нос (явно в состоянии перегрева на свирепом ханкайском солнце), ошалевшие черепахи выскакивали почти из–под ног. При их феноменальной скорости я успевала только нащупать фотоаппарат, когда раздавалось прощальное бульканье. Но самый невероятный случай (учитывая осторожность этих животных) произошел на третий день работы. Стоя у кромки воды на одной из песчаных кос я, притомившись от постоянного вглядывания вдаль с помощью бинокля, повернулась к воде спиной и с удовольствием потянулась. Тут что–то словно толкнуло меня в спину и заставило оглянуться с так и вытянутыми вверх руками. В метре от меня на поверхности воды покачивалась крупная черепашья голова, обладательница которой разглядывала меня с явным любопытством и брезгливым ужасом. Видимо животное гадало, что за своеобразную корягу выбросило на берег.

Дав себе страшную клятву все–таки сделать хороший портрет черепахи в августе, когда надо будет вернуться на остров, чтобы наблюдать вылупление черепашат, мы отправились в экспедицию в другие места. Время в разъездах пролетело незаметно.

И вот последний месяц лета. Мы вновь в сборах. Скорее к малышам на Ханку! У птиц уже встали на крыло птенцы. По приханкайским озерцам и старицам открылись навстречу солнцу лепестки божественно прекрасного лотоса. Выбросил скромные беленькие цветочки водяной орех — чилим. А под 10—20 сантиметровым слоем песка в черепашьих кладках началось движение. Мигнули крошечные глазки, шевельнулись миниатюрные кинжальчики–когти.

За лето Ханка изменилась. Вода прогрелась до блаженной температуры. За десять дней работы температура воды не опускалась ниже отметки 24°С! Дети, хоть и не читавшие Беляева, превратились в местных ихтиандров. Не имея подходящей раковины для призыва, я первые дни безуспешно надрывала глотку, пытаясь выманить их на берег, а потом только махнула рукой. Дети здоровели, нагуливали аппетит, а я худела и чахла, все более убеждаясь, что герпетология краснеет, имея в своих рядах такого исследователя, как я. Прошла уже неделя, а черепашат я не могла обнаружить! Остров стал походить на минное поле после разминирования. Это я в отчаянии делала покопки под разными кустиками в надежде найти кладку. Однако мудрые черепахи маскировали свои гнезда просто великолепно. Но вот наступили пасмурные дождливые дни. Под нудным дождиком, с аналогичным настроением я вышла на маршрут.

И вдруг за мягкой волной, лизнувшей серый песок, я увидела на самой кромке суши и воды неприметную лепешечку размерами чуть более пятирублевой монеты. Лепешечка шевельнулась и резво рванула в озеро. Уцепила ее я уже на ощупь в воде, захватив заодно огромную пригоршню песка. В ладони барахтался крошечный черепашонок, сурово тараща на меня глазенки и старательно пытаясь тяпнуть на руку. И все... Покатило! Через минуту нашла еще одного. На следующий день четверых. А через день — пятнадцать! «Исход» черепашат начался в пасмурную погоду, а затем продолжался каждый день, но только в ранние утренние часы, когда песок был влажен и прохладен.

Дожди не только побудили к вылуплению черепашат, но и внесли новые краски в пейзаж озера. Над водой вечером повисали феерические радуги. На закате ниоткуда, как мираж, появлялись миллиарды ослепительно–белых поденок. Имея в запасе один день жизни, они снежным облаком клубились в танце любви и погибали тоже миллиардами. Вдоль берега, лениво всплескивая хвостами, ходили косяки рыб, объевшихся поденками. Солнце вечерами, укладываясь в разноцветные дождевые облака, создавало на небе неповторимые по красоте картины и вспыхивало многоцветными искрами в бесчисленных капельках росы, сережками свисающих с поникших трав. После заката, уже в сумерках, над нашим лагерем куда–то бесшумно пролетали чайки. Их крылья мелькали белыми грустными платками и вызывали безотчетную печаль и тревогу.

Банально, но неопровержимо, что все хорошее когда–нибудь кончается. Детей пора было собирать в школу. Мне надо было садиться за компьютер, обрабатывать результаты экспедиции и писать многочисленные отчеты. Мы ввалились в Спасск, блистая средиземноморским загаром, сияя довольными лицами людей, которым удалось хорошенько отключиться от благ цивилизации, и завалили фотопленками местную фотомастерскую. Снимки подтвердили, что все увиденное и прочувствованное нами — не сон. Волшебный мир озера очаровал всех, кому мы их показывали. Друзья говорили, что впервые видят ТАКУЮ Ханку.