| архив | содержание |

| загрузить номер (PDF-файл; 1.4 Mb) |

«Люди в истории заповедников»

ДИРЕКТОР СТРАНЫ ЛОТОСОВ

Юрий Чуйков

Глава из книги «Розовые острова» (Астрахань, 2000). Печатается с сокращениями.

Прошлое и будущее! Много славных имен вписано в историю Астраханского заповедника. Самые известные из них — Хлебниковы: Владимир Алексеевич, Виктор, Вера, и Н. Н. Подъяпольский. Они упоминаются почти во всех исторических справках. Иногда рядом с ними появляется еще одно — А. Г. Дюнин. Что известно о нем?
Он был первым официальным директором нашего заповедника, написал несколько орнитологических работ. Вот, пожалуй, и все.

Занимаясь историей заповедника, мне пришлось обращаться за помощью к большому кругу людей. Кто–то дал мне бакинский адрес Дюнина. И хотя было известно, что Александр Григорьевич давно умер, я все–таки написал по этому адресу в надежде, что там остался кто–то из родственников.

Ответа долго не было. И вдруг как–то под Новый год получаю открытку, написанную Кирой Александровной Дюниной, дочерью Александра Григорьевича. Так благодаря неизвестным мне добрым людям завязалась очень интересная переписка, позволившая мне познакомиться с Кирой Александровной и очень многое узнать о жизни ее отца и истории нашего заповедника.

Александр Григорьевич Дюнин родился в крестьянской семье в селе Солодники Астраханской губернии 5 апреля 1881 г. Учиться начал в приходской школе. В 1893 г. по направлению деревенского схода поступил в Астраханское реальное училище.

В 1901 г., окончив училище, Дюнин уехал в Петербург, поступил в Лесной институт, по завершении обучения в котором был направлен в г. Устюжну в качестве ученого–лесовода. Работал помощником лесничего в Самарской губернии, лесоустроителем в Вятской и Новгородской губерниях. В последней — еще лесничим и инспектором лесов.

В 1918 г. вместе с женой Варварой Ивановной Дюниной (Стромиловой), воспитанницей писателя Н. С. Лескова, он вернулся в Астраханскую губернию. Работал в селе Красный Яр инспектором лесов.

Помимо организационной работы в заповеднике Александр Григорьевич включился и в научные исследования. В 1927 г. он опубликовал в астраханском журнале «Наш край» очерк о заповеднике. В 1931 г. Астраханское кооперативное товарищество охотников выпустило тиражом в 2 тыс. экземпляров брошюру Дюнина «Что такое охотничье хозяйство и как следует его вести».

«Положения, излагаемые мною в настоящей работе, — писал Дюнин, — имеют в виду главным образом низовье Волги, территорию дельтовой части ее. Трудность построения хозяйства при необъятности наших угодий, при трудности доступа к ним ясна каждому охотнику, мало–мальски знакомому с жизнью дельты, поэтому на работу мою надо смотреть как на попытку пробудить самосознание охотников дельты, дать толчок к коллективному творчеству построения охотничьего хозяйства Прикаспийского края».

К сожалению, нужно отметить, что сегодня в дельте не осталось уже уголков, недоступных для человека. Повсеместно сейчас птицы и звери чувствуют его близость.

ВЦИК и СНК РСФСР 10 февраля 1930 г. утвердили республиканское положение об охотничьем хозяйстве, в котором предусматривались не только охрана и рациональное использование дичи, но и улучшение охотничьих угодий, воспроизводственные мероприятия. Дюнин считал, что издание такого положения свидетельствовало о том, что настали времена, когда необходимо коренным образом изменить отношение к охоте.

«При поверхностном взгляде как будто бы делать этого не надо, — писал он, — так как охотугодья наши по площади весьма солидны, кормовые запасы их довольно обильны, да и дичи на первый взгляд как будто достаточно. Но это только на первый взгляд; при более внимательном подходе оказывается, что положение далеко не так благополучно и по некоторым видам дичи дело обстоит настолько плохо, что регулированием охоты дела не поправить и приходится говорить о подсадках и дичеразведении».

Среди причин снижения запасов промысловой дичи кроме неумеренной охоты и сбора яиц Дюнин называет обвалование ильменей и вытеснение из–за этого птицы и зверя в низовья дельты. Кроме того, он считал, что серьезно подорвал кормовую базу беспощадный сбор орехов чилима, которые служат пищей гусям и кабанам.
«Что же надо сделать, чтобы восстановить наш охотничий фонд, возродить промысловую охоту, избавить охотника–промышленника от необходимости покрывать громадные пространства в мучительной погоне за дичью и, наконец, поставить охотника–любителя в условия нормальной охоты, чтобы рабочий завода и служащий учреждения могли использовать охоту, этот лучший и здоровый вид отдыха, не за 40—50 км, как теперь, а в непосредственной близости от своего предприятия, без длительного отрыва от производства, без дорогих, часто не по карману, затрат на переезды и, наконец, чтобы охота эта не носила характера доколачивания жалких остатков поршков, а была бы нормальным отстрелом вполне развившейся дичи?»

Не буду комментировать этот великолепный пассаж, хотя в своей «средней» части он может вызвать сейчас у многих усмешку. В самом деле, в наши дни трудно представить успешную охоту в непосредственной близости от Астрахани. Нужно помнить, что критическая ситуация с охотничьими ресурсами, сложившаяся в первые десятилетия двадцатого века, коренным образом отличается от сегодняшней. Не было еще повсеместного нарушения целостности природных экосистем и катастрофического загрязнения практически всех природных сред, какое мы имеем сегодня. Предпринятые в те годы усилия позволили восстановить или, по крайней мере, увеличить численность многих видов.

…В восьмидесятые годы для проведения совместных работ по изучению и охране природных ресурсов был создан объединенный координационный совет трех каспийских заповедников Советского Союза: Астраханского, Красноводского и Кызыл–Агачского. Расположенные на разных берегах Каспия, в разных республиках, они были объединены путями миграций многих видов птиц. В конце 1988 г., отправляясь на заседание этого совета в Азербайджан, в Кызыл–Агач, я рассчитывал на обратном пути встретиться в Баку с Кирой Александровной. Однако обстоятельства складывались так, что времени на встречу не хватало. До отлета в Астрахань оставалось всего около двух часов. Но, к моей радости, рейс наш по какой–то причине отложили на сутки. Переночевав в аэропортовской гостинице, утром следующего дня я отправился в гости.

Небольшая квартирка в центре Баку заставлена старой мебелью. На полках книги, среди них много книг Н. С. Лескова. Фотографии. И рядом — небольшая морская раковина.

Мы сидим за столом, пьем чай. Кира Александровна угощает очень вкусным вареньем из инжира. А я посматриваю на раковину.
— Да, эта самая. Подарок Владимира Алексеевича Хлебникова, — говорит хозяйка и достает раковину из застекленной полки.
Прикладываю к уху.
— Еще немного шумит. Но уже не так, как раньше. На море уже не похоже, — вздыхает хозяйка.
Действительно — шумит. Как все–таки тесен мир и коротка человеческая жизнь!

За несколько последних лет мне удалось увидеть, подержать в руках множество вещей и предметов, окружавших Владимира Алексеевича Хлебникова. У его внука — Мая Петровича Митурича — видел знаменитую калмыцкую пороховницу. В ЦГАЛИ читал исписанные трудночитаемым почерком листки его писем. В Казани — отсыревшие, местами заплесневелые деловые бумаги управляющего Казанским имением тех лет, когда им управлял Хлебников.
И вот раковина из его астраханского кабинета, подаренная в двадцатые годы маленькой девочке…

Кира Александровна рассказывает об отце. Раковина лежит на столе. Я время от времени беру ее в руки. Приятно ощущать теплую тяжесть, словно что–то из прежних тревожных и удивительных времен передается мне от нее. Прикладываю к уху — легкий шум. Не течение ли это времени шуршит, заблудившись в розовом завитке?

Хозяйка достает фотографию. На ней надпись: «В память совместной службы с Александром Григорьевичем Дюниным (1923—1926 гг.)». На обратной стороне дата — 9 июня 1926 г. На фотографии одиннадцать мужчин разного возраста. В рубахах навыпуск, подпоясанных узенькими ремешками, сидят на фоне нарисованной природы в ателье какого–то астраханского фотографа.
— Это — Футасевич, это — отец, а это, узнали конечно, — Хлебников. Остальных, к сожалению, не знаю, — тихо говорит Дюнина.

Три первых руководителя заповедника вместе! Эта фотография мне нигде до сих пор не встречалась.

В марте 1927 г. Дюнин уехал из Астрахани в Пятигорск, где работал заведующим лесным отделом. В 1929 г. он переехал в Майкоп. Там находилось тогда управление Кавказского заповедника, который он и возглавил. Кира Александровна говорила, что причиной отъезда из Астрахани было состояние здоровья матери.
— Кавказский заповедник очень своеобразный и красивый, — вспоминает она, — но человеку, родившемуся и выросшему на Волге, привыкшему к раздолью и величию волжских плесов, горы не по душе! Горы он выдержал только до декабря 1929 г. И опять вернулся в Астрахань.

Вновь став директором Астраханского заповедника, Дюнин с семьей поселился в комнате при управлении. Время было трудное, голодное.
— Отец был счастлив, что опять на Волге и в заповеднике. Большую часть года он проводил там. Чаще на Обжоровском и Трехизбинском участках. Я к тому времени подросла, и он брал меня во все летние экспедиции. На Трехизбинском участке в период кольцевания птиц мы долго жили на островах, и в мои обязанности входило приготовление «фирменной» каши — тогда это была только пшенка — и чая. Уху мне не доверяли!

Научные интересы Александра Григорьевича не ограничивались охотничьим хозяйством. В 1934 г. он публикует (вместе с Ш. И. Эпштейном из астраханской малярийной станции) в журнале «Медицинская паразитология» небольшую заметку о заболевании самцов гамбузии. Эти рыбки, акклиматизируемые в то время в нашей стране для борьбы с малярийными комарами, были завезены и в Астрахань, содержались в аквариумах.

В 1926 г. ряд сел Володарского района охватила эпидемия туляремии. Хранителем и переносчиком этого заболевания является водяная крыса. Высокое половодье того года заставило зверьков, обитавших в низовьях, мигрировать вверх по течению, что и привело, очевидно, к более частым контактам их с людьми.
На одном из участков заповедника — очевидно, на Обжоровском — были проведены специальные исследования биологии этого зверька. Кроме Дюнина в них принимали участие сотрудники Астраханского противочумного пункта: Е. И. Новикова, Г. А. Лалазаров, Е. Г. Палажченко. Было установлено, что водяные крысы поздней осенью обитают в основном по берегам култуков, в зарослях тростника и рогоза, устраивая между их корневищами под толстым слоем отмершей растительности свои тропы и кормовые площадки. К зиме они переселяются в глубокие норы под корнями деревьев в ивовых лесах.

С началом половодья, вытесненные из нор водой, взрослые зверьки вместе с появившимся в апреле молодняком, появляются на берегах ериков, на плавающем в воде прошлогоднем тростнике. В годы с высоким половодьем их часто можно было видеть и на деревьях, в дуплах и птичьих гнездах. После спада половодья крысы вновь уходят на берега култуков, где в августе у них появляется второй помет.

Среди 268 отловленных исследователями в заповеднике крыс туляремийной эпизоотии обнаружено не было.

Интересно, что при обследовании нор грызунов были дважды найдены зеленые жабы. Эта информация почему–то выпала из поля зрения сотрудников заповедника. До сих пор считалось, что в те времена этот вид, не любящий соседства с постоянными водоемами, в низовьях дельты не встречался. Появление его уже в наше время на участках заповедника связывают с постепенным опустыниванием дельты. Замечу, что жабу зеленую, маленькое изящное существо, не надо путать с лягушкой озерной, обычным обитателем водоемов заповедника.

Материалы по биологии водяной крысы были опубликованы в 1935 г. в «Вестнике микробиологии, эпидемиологии и паразитологии».

В 1936 г. в Москве вышел первый выпуск научных трудов госзаповедников Комитета по заповедникам при Президиуме ВЦИК. Тираж издания — всего 1 тыс. экземпляров. Приоритет, как и всегда в заповедном деле, принадлежал Астраханскому заповеднику: этот выпуск был одновременно и первым выпуском трудов нашего заповедника. В книгу вошли всего две крупные работы: «Материалы к орнитологической фауне дельты Волги и прилежащих степей» К. А. Воробьева и «Бакланы в дельте Волги» А. Г. Дюнина.

Работа Воробьева обобщала его пятилетние наблюдения. Продолжая орнитологические работы Хлебникова, он кроме стационарных исследований на участках заповедника совершил несколько экспедиций: в 1927 г. в район с. Селитренного, в 1928 г. — в район с. Кордуан и от Сафоновки до Джамбая, в 1930 г. — в западные подстепные ильмени, в 1931 г. — в район станции Досанг.

Выражая «за предупредительное и внимательное отношение» благодарность администрации заповедника Дюнину, Ермолаеву, Хлебникову, К. А. Воробьев в предисловии писал: «В эту работу я включил только свои личные наблюдения, почти совершенно не касаясь литературного материала, так как общая сводка всей имеющейся литературы по данному вопросу сделана В. А. Хлебниковым в его большой и многолетней работе (рукопись), посвященной птицам всего Астраханского края».

К сожалению, эта работа Хлебникова никогда не была опубликована, рукопись ее отыскать не удалось.

Кстати, Воробьев одним из первых обратил внимание на роль серой вороны в заповеднике: «Необходимо отметить тот вред, который приносят заповеднику вороны истреблением яиц и птенцов в гнездовых колониях… Я полагаю, что вороны… должны подвергнуться здесь преследованию, так как в противном случае быстрое увеличение их количества неблагоприятно отразится на птичьем населении заповедника. Надо помнить, что основная цель заповедников — сохранить и размножить тот или иной вид или комплекс организмов, а не производить эксперименты по борьбе их за существование».

Работа Дюнина о большом баклане в дельте Волги представляет собой монографическое описание этого вида. В ней приводится описание распространения этих птиц по дельте, мест их обитания, образа жизни и фенологии, строительства гнезд, среды обитания и ее изменений под влиянием их жизнедеятельности, поведения, динамики численности, взаимоотношений с другими видами. Особое внимание уделено питанию бакланов. Этот вопрос занимал исследователей того времени в связи с проблемой «вредных» и «полезных» животных.

К сожалению, в 30–е годы ученые и практические работники значительно отошли от тех взглядов, что развивал в свое время В. А. Хлебников в работе «Позвоночные враги промысловых птиц и зверей Астраханского края».

Не избежал этого и Дюнин. Рассматривая «вред», приносимый бакланами рыбному хозяйству дельты, он делает такое категорическое заключение: «Подводя итог всему изложенному выше, мы приходим к выводу, что наличие больших количеств баклана в волжской дельте несовместимо ни с рыбным, ни с лесным и транспортным хозяйством ее. Хозяйственная жизнь дельты изменила характер многих экологических взаимоотношений. С точки зрения экономики жизнедеятельность баклана имеет, пожалуй, исключительно отрицательный характер. Баклан, как составная часть сложного, живого организма дельты, может быть терпим здесь в небольшом количестве и не иначе, как только в качестве памятника природы».

Никому, наверное, не дано избежать влияния своего времени. В те годы на территории заповедника начиналось истребление не только ворон, но и бакланов, категорические суждения о вреде которых весьма сомнительны.

В эти же годы началось уничтожение и сотрудников заповедника, как и многих других представителей интеллигенции, не «вписавшихся» в программу «хозяйственной» перестройки страны…

В целом эта дюнинская работа смотрится отличным авторефератом кандидатской диссертации и свидетельствует о высоком уровне научной подготовки ее автора. И жаль, что она не стала диссертацией. В год выхода первого выпуска трудов заповедника Дюнина в Астрахани уже не было.
— Голод и недоедание в начале 30–х годов, — вспоминает Кира Александровна, — сказались на здоровье матери. Врачи настоятельно советовали переехать на юг, и отец принимает предложение Азербайджанского филиала Академии наук СССР переехать в Кызыл–Агачский заповедник в качестве директора.
Переезд состоялся в мае 1935 г.
— Отец жил в заповеднике на острове Сара, а мы с мамой — в Баку, — продолжает моя собеседница. — С жильем были сложности, и нас приютил профессор Елпатьевский, директор Института зоологии...

В южной части западного побережья Каспия, там, где протекали по Ленкоранской и Муганской низменностям речки Виляжчай, Акуша и Кумбашинка, был некогда обширный и глубокий залив. По его берегам росли ольховые леса. Поздней осенью, когда в эти благодатные места приходили наконец холода, расцвечивались деревья в желто–золотистые тона. Местные жители называют ольху золотым деревом — кызылагач (гызылагач). От этого и залив получил название Кызыл–Агачского. От моря залив отделялся Куринской косой. Там, где морской прибой сталкивался с водами впадающих в залив рек, образовалась цепь островов: Большой и Малый Кулагин, Солонец, Бакланий, Собачий Зуб, Сара. Со временем значительная часть залива обсохла, а маленькие острова слились в один большой, который стали называть Сара (с ударением на последнем слоге). В 1939 г. остров соединился с материком, стал полуостровом, разделив залив на два — Большой и Малый.

Испокон веков осенью и весной сюда на зимовку и на пролете собирались огромные стаи птиц, которые легко могли стать добычей человека. Даже сейчас, когда численность птиц повсеместно снижается, говорят, что браконьерам удается убить с двух выстрелов (дуплетом) до 60—70 лысух.

В 1926 г. Наркомзем Азербайджанской ССР объявил залив охотничьим заказником, а 3 июня 1929 г. Постановлением Совнаркома СССР здесь был создан заповедник.
Сюда и приехал в 1935 г. А. Г. Дюнин. Однако в 1937 г. он был переведен в Баку на должность директора Института зоологии, освободившуюся после отъезда Елпатьевского.

— Отец был недоволен этим переводом. По натуре человек скромный, он считал, что, не имея ученой степени, руководить академическим институтом ему не следует. Он неоднократно писал заявления с просьбой освободить его от обязанностей директора института. И где–то в начале 40–х годов перешел на должность начальника управления по заповедникам при Совете Министров Азербайджана.

Кира Александровна смотрит на фотографию основателей Астраханского заповедника, молчит, потом продолжает:
— Возьмите, к юбилею вашего заповедника это будет очень уместно. А мне пришлите фотокопию. В должности начальника этого управления отец проработал до конца своей трудовой деятельности. В Азербайджане кроме Кызыл–Агачского тогда было еще три заповедника: Гирканский, Гек–Гельский и Закатальский. В 1952 г. управление было ликвидировано, и отец остался не у дел. Чехарда с передачей заповедников неблагоприятно сказалась на их состоянии. Кстати, и на здоровье отца тоже. Какой–то период заповедники по существу были охотничьими угодьями… Ему назначена была персональная пенсия республиканского значения, но... Он до конца жизни «болел» заповедниками.

Умер А. Г. Дюнин 9 апреля 1969 г., через несколько дней после того, как ему исполнилось 88 лет.

Но вернемся в Кызыл–Агач. Несмотря на то, что в штате заповедника Александр Григорьевич проработал сравнительно недолго, он постоянно был в кругу его научных интересов. Посчитав, что к 1933 г. инвентаризация фауны птиц Кызыл–Агачского залива была в основном завершена, Дюнин приступил к изучению биологии отдельных видов птиц. В первую очередь внимание его привлекла серебристая чайка, или чайка–хохотунья. Она обычна и в дельте Волги.

Опыт изучения птиц у Дюнина уже был: достаточно вспомнить его работу по баклану. Такую же попытку монографического описания он предпринял и в этот раз.
Читая работы Дюнина, вновь задумываюсь о том, насколько судьба несправедлива к отечественным ученым. В 1973 г. голландский биолог Нико Тинберген вместе с К. Лоренцем и К. Фришем получил Нобелевскую премию за работы по поведению животных. Разрабатывая основы новой науки о поведении животных, этологии, Тинберген наиболее значительные и известные свои исследования провел на серебристой чайке. Многое из того, что описал Тинберген, есть и в работе Дюнина. Только Дюнин сделал это намного раньше голландца. Самоизоляция Советского Союза от мировой культуры и науки привела к тому, что наших ученых и их работы за рубежом просто не знают.

Так же как и при изучении бакланов, Дюнин очень внимательно исследовал питание чаек. Но к выводам пришел полностью противоположным, чем в первом случае. Вопреки укоренившемуся тогда мнению, он доказал, что чайки вовсе не вредны для рыбного хозяйства: не умея глубоко нырять, рыбу берут с поверхности, погибшую или больную. А вылетев на сушу, поедают большое количество вредных насекомых и грызунов.
Но с наступлением холодов с питанием возникают проблемы.

Тогда случается и такое: «Три чайки преследовали на воде отбившуюся хохлатую чернеть. Две чайки разместились на воде по бокам преследуемой птицы, третья все время нападала на утку с воздуха... Утка, спасаясь от ударов чайки, непрерывно ныряла, но как только ее голова показывалась на поверхности воды, чайка неизменно нападала на нее. Если утка поднималась в воздух, то все чайки сразу же поднимались на крыло, стараясь и в воздухе сохранять такое же расположение, что и на воде, причем верхняя чайка не переставала бить утку клювом по голове, вынуждая ее спуститься на воду. Такое коллективное преследование очень скоро истощило силы преследуемой птицы, и, как только она перестала сопротивляться, все три чайки довольно быстро покончили с ней».

Были и такие занимательные наблюдения. Заметив, что за несколько часов перед усилением юго–восточного ветра, нагоняющего воду на остров, птицы в колонии, казалось бы, без видимой причины начинают беспокоиться, Дюнин стал использовать это явление для краткосрочного прогноза погоды. При «подозрительном» поведении чаек он в своем убежище размещал коллекции на столе, табурете и кровати в надежде избежать подтопления — «и ни разу не ошибся в ожидаемом изменении погоды».

Выполненные в конце 30–х годов наблюдения были обобщены и опубликованы в 1948 г. А в 1954 г., после выхода на пенсию, исследователь защитил написанную на эту тему кандидатскую диссертацию.

«Ночной дозор». Рис. Адели Ишмуратовой, 7–й кл. г. Астрахань

Из множества научных публикаций Дюнина мое внимание привлекла еще одна, связывающая его наблюдения в дельте Волги с работами в Азербайджане. Она посвящена лотосу. В 1960 г. в журнале «Охрана природы и озеленение» он поместил заметку о распространении лотоса в дельте Волги и в Восточном Закавказье.

С грустью отмечал он, что в отличие от волжской дельты в Азербайджане исчезает одна заросль за другой. Раньше лотос обитал, и в значительных количествах, в низовьях Куры и Аракса, в низовьях всех рек, впадающих в Кызыл–Агачский залив. Ко времени написания статьи оставались незначительные заросли на Шильяне и Акуте.
«Лотос в Азербайджане не охраняется и если не будут приняты меры к охране его, то в ближайшие годы он несомненно исчезнет» — таков вывод его работы. И предложение: включить в состав Кызыл–Агачского заповедника небольшую территорию, удаленную на три километра от его границы. Там расположена одна из двух имеющихся зарослей лотоса.
Судя по информации, помещенной в Красной книге СССР в 80–е годы, лотос в Азербайджане сохранился.

Скоротечна человеческая жизнь. Давно ли было детство, родное село? Лесной институт в Петербурге... «Заповеди» в Астрахани и первые шаги дочери. Заповедные экспедиции и «фирменная каша»... Кызыл–Агачский заповедник — у отца, Азербайджанский университет — у дочери. Она стала ихтиологом. И уже ее исследования в Большом и Малом заливах.

Рыбы, беспозвоночные...
Сколько интересного на Земле! Как же хочется все успеть...

А 88 лет — много ли?

Должен добавить грустное послесловие к этому очерку. После распада Советского Союза пенсионерка Кира Александровна Дюнина, как и многие другие русские люди, прожившие всю жизнь в Азербайджане, вынуждена была уехать, продав за бесценок квартиру в центре Баку. Последнее письмо я получил от нее откуда–то из Орловской, кажется, области. Написал по новому адресу. Ответа нет...

Написав этот очерк, я назвал его «Директор трех заповедников». Редактор одной из астраханских газет при публикации изменил название — «Директор страны лотосов». Я успел послать опубликованный очерк Дюниной еще в Баку. Кира Александровна осталась им довольна, особенно названием.
Поэтому я и оставил «не свое» название очерка и в этой книге. Посвящаю его Александру Григорьевичу и Кире Александровне Дюниным.